Грант вынужден был признаться себе, что это самая удивительная беседа из всех, которые ему когда-либо приходилось вести. Девушка стояла перед ним, засунув руки в карманы пиджака, которые от долгого употребления совсем отвисли. Рукава были обтрепаны, а из самого пиджака в местах, где его зацепили шипы ежевики, торчали нитки. Из юбки она давно выросла, и один чулок на тонкой, как спичка, ноге был весь перекручен. Лишь по ее ботинкам, расцарапанным, как и руки, но прочным, на толстой подошве и явно дорогим, можно было догадаться, что она не из сиротского приюта. Но затем Грант перевел взгляд на ее лицо. Оно явно свидетельствовало о том же. Спокойная независимость бледненького треугольного личика не могла явиться следствием воспитания на деньги добровольных пожертвователей.

– Так-то лучше! – ободряюще сказала она, обращаясь к Тисдейлу, пока Грант помогал ему подняться и подводил к стулу.

– Сейчас вам станет совсем хорошо. Хлебните-ка еще немного бренди. Лучше выпейте его вы, чем отец, он все равно изведет все виски как бы на растирания. Я пошла. Вы не знаете, где отец? – обратилась она к Гранту.

– Пошел перекусить в «Корабль».

– Спасибо, – и, обращаясь к еще не вполне очнувшемуся Тисдейлу, добавила: – У вас воротник слишком тесный.

Когда Грант уже собирался распахнуть перед нею дверь, она проговорила:

– Кстати, вы так и не сказали, как вас зовут.

– Грант. Всегда к вашим услугам. – И он отвесил ей легкий поклон.

– Пока я в них не нуждаюсь, но, может, когда и воспользуюсь.

Она задержала на Гранте внимательный взгляд. Грант поймал себя на мысли, что ему ужасно не хочется, чтобы она и его причислила к категории «хорошеньких жеребчиков».

– Вот вы в моем вкусе, – услышал он. – Мне нравится, когда у мужчин широкие скулы. До свидания, мистер Грант.

– Кто это? – спросил Тисдейл слабым, безучастным голосом.

– Дочка полковника Баргойна.

– Она права насчет моего воротничка.

– Это что, один из подаренных?

– Да. Вы меня арестуете?

– Нет, с чего вы взяли?

– Это было бы не так уж и плохо.

– Да ну? Отчего же?

– Сам собою решился бы вопрос, куда мне деваться. Из коттеджа я утром ушел. И теперь без крыши над головой.

– Вы серьезно решили начать бродячую жизнь?

– Конечно. Вот только обзаведусь подходящей экипировкой.

– Мне бы хотелось, чтобы вы задержались на какое-то время. Вдруг мне понадобится от вас дополнительная информация.

– Понимаю. Но куда мне деться?

– А что, если вам вернуться опять в конструкторское бюро? Почему не попытаться найти работу?

– Никогда больше туда не вернусь. Только не в бюро. Меня туда сунули потому, что я умею чертить.

– Следует ли понимать вас так, что вы считаете себя неспособным заработать на кусок хлеба?

– А вы язва! Нет, от работы я не отказываюсь. Вопрос только в том, на что я гожусь.

– За те два года, пока вы болтались в высшем свете, должны же вы были ну чему-то научиться, ну машину водить, что ли.

В это время почтительно постучали и в дверь просунулась голова сержанта.

– Извиняюсь, что потревожил вас, сэр, но мне нужно кое-что проверить по картотеке шефа. Срочно.

Получив разрешение, он вошел в кабинет.

– В этот сезон у нас на побережье весело. Прямо как на континенте, – заметил он, просматривая картотеку. – Ага, вот он, шеф-повар в «Моряке». Это за городом, значит, в нашем округе. Так вот, шеф-повар в «Моряке» пырнул ножом официанта за то, что у него перхоть. У официанта то есть. Теперь шеф-повар на пути к тюрьме, а официант – к больнице. У него, кажется, задето легкое. Ну ладно, спасибо, сэр. Еще раз извините за беспокойство.