Однако эта вражда казалась иной.

Более личной.

И это его беспокоило.

Бат, Северная Каролина

Хейл вошел в дом, все еще кипя после оскорбления, полученного от Стефани Нелл. Прямо-таки последний пример продолжающейся неблагодарности Америки. Содружество столько сделало для этой страны, и во время Войны за независимость, и после, а он получил плевок.

Он остановился в вестибюле у основания главной лестницы и собрался с мыслями. Перед домом секретарь сказал ему, что остальные три капитана уже здесь. Дело с ними следовало вести осторожно. Хейл посмотрел на один из холстов, висевших на обшитых дубовыми панелями стенах, – портрет своего прапрадеда, который жил на этой земле и тоже нападал на президента.

Абнера Хейла.

Но в середине девятнадцатого столетия выжить было гораздо легче, мир казался намного просторнее. Можно было бесследно скрыться. Он часто представлял себе, каково это – бороздить океаны, странствуя, по словам одного из хроникеров, аки львы рыкающие, ищущие, кого бы сожрать. Непредсказуемая жизнь в бурном море, без семьи, без всяких привязанностей, соблюдая лишь немногие правила помимо тех, на которые все находящиеся на борту согласились в Статьях.

Хейл сделал несколько глубоких вдохов, привел одежду в порядок, пошел по коридору и свернул в библиотеку – просторный прямоугольник со сводчатым потолком и целой стеной окон, выходящих на плодовые сады. Он перестроил это помещение десять лет назад, убрав из него большинство напоминаний об отце и старательно избегая духа английского загородного поместья.

Закрыв двери библиотеки, он взглянул на троих человек, сидящих в мягких, обитых бордовым бархатом креслах.

На Чарльза Когберна, Эдварда Болтона и Джона Суркофа.

Все были подтянутыми, двое с усами, все щурили глаза от солнца. Это были моряки, как и он, подписавшие Статьи Соглашения Содружества, главы респектабельных семейств, связанные друг с другом священной клятвой. Он представил себе, что у них сводит живот, как у Абнера Хейла в 1835 году, когда он тоже поступил опрометчиво.

Начать он решил с вопроса, ответ на который уже знал.

– Где квартирмейстер?

– В Нью-Йорке, – ответил Когберн. – Занят спасательными мерами.

Отлично. По крайней мере, они решили быть откровенными с ним. Два месяца назад он сообщил им о необъявленном путешествии Дэниелса в Нью-Йорк, надеясь, что возможность представится. Они долго обсуждали предполагаемый курс, потом проголосовали.

– Незачем говорить то, что уже известно. Мы решили этого не делать.

– Мы передумали, – сказал Болтон.

– Наверняка по твоей инициативе.

Болтоны всегда проявляли неразумную агрессию. Их предки помогли в 1607 году основать Джеймстаун, потом нажили состояние, снабжая новую колонию. В один из рейсов они привезли новый сорт табака, оказавшийся для колонии милостью божией: он буйно рос на песчаных почвах и стал наиболее ценным экспортным товаром Виргинии. Потомки Болтона в итоге осели в Каролине, в Бате, стали сперва пиратами, потом каперами.

– Я думал, этот ход решит наши проблемы, – произнес Болтон. – Вице-президент оставил бы нас в покое.

Ему пришлось сказать:

– Вы не представляете, что произошло бы, если бы вы преуспели.

– Квентин, я знаю только, – заговорил Джон Суркоф, – что рискую оказаться в тюрьме и потерять все, чем владеет моя семья. Я не собираюсь сидеть сложа руки в ожидании этого. Хоть мы и потерпели неудачу, но сегодня сделали предостережение.

– Кому? Вы собираетесь взять на себя ответственность за это деяние? Кто-нибудь в Белом доме знает, что вы трое санкционировали это убийство? Если да, долго ли собираетесь оставаться на свободе?