И все же, странные порой прихоти возникают у только что ублаготворенной женщины.

Аталнурмайя лежит распростершись на шелковых простынях, залитая спокойным бледноватым светом луны. Голос ее похож на мурлыканье, тугие пшеничные волосы текут вдоль тела, как темная вода, она выгибает спину и заламывает руки, совершенно как большая сытая кошка. Будь у нее хвост, она уже вылизала бы его сверху донизу.

– Рассказывай дальше про этого… про Гумаульфа, – требует она самым капризным тоном.

– А на чем мы остановились?

– На игрушке для принцессы.

– Да, верно. Принцесса Гумаукта уже вступила в пору первой зрелости и была искушена в развлечениях, поэтому ее нелегко было удивить, а еще труднее – ублажить. Но и Гумаульф считался великим колдуном, поэтому для него стало делом чести превзойти самого себя. Между тем, он мог только догадываться, что взбредет на ум капризной юной особе, а сам он давно уже, по причине более чем преклонного возраста, запамятовал, чем тешат себя отроковицы. И он благоразумно решил оставить все фантазии самой принцессе, а подарить ей средство для их воплощения в реальность. Иными словами, он создал дезидеракт и преподнес его Гумаукте.

– Что такое дезидеракт?

– Ну… как-то же нужно это обозначить. Для начала, это была игрушка, и выглядела она как игрушка. В глазах принцессы Гумаукты, короля Гумаукта Третьего и всех придворных. Что-то определенно смешное по их тогдашним понятиям. Может быть – неуклюжее, потешно размалеванное, издающее уморительные звуки. А под этой увеселяющей оболочкой скрывались поистине вселенские магические силы. Уж как того достиг хитроумный колдун, неведомо, да только дезидеракт был наделен способностью выполнить любое приказание принцессы, даже самое невыполнимое. Требовалось лишь ясно выразить свое желание. Захотела принцесса цветов, которым еще не приспела пора, – были ей цветы, и ровно в том количестве, какое было спрошено. Помнится, сто тысяч. Захотела принцесса теплого солнечного дня в пасмурную погоду – было ей солнце. Захотела подружку для игр и девичьих бесед – и была ей подружка, собой пригожа, на язык остра и нравом нескучна.

– Что же, этот твой дезидеракт обернулся подружкой?

– Нет, на такое в ту пору он был еще неспособен. Зато у садовника была дочка, по имени, скажем, Гумагума, естественно – самого низкого происхождения, но от природы наделенная всеми качествами, которые принцесса Гумаукта желала бы видеть в своей наперснице, и которых, увы, не находилось среди детей сановных родителей. Все, что требовалось от дезидеракта, – это иногда извлекать дочку садовника из ее подлого окружения и по первой прихоти Гумаукты доставлять в королевские покои. Но однажды принцесса пробудилась не в духе, встала не с той ноги, и это послужило первым звеном в длинной цепи больших бед, постигших этот мир и следующие ему…

Я перевожу дух. Впрочем, можно и не продолжать: Небесница спит, разметавшись в самом соблазнительном и доступном для гнусных посягательств виде. «Ыыы-ы-ыы!!!» – доносится откуда-то из глубин естества разочарованный вой Лиалкенкига. А, так он еще здесь, а не сгинул окончательно, как я рассчитывал!.. Но я неумолим, как и подобает строгому и взыскательному хозяину. Я поднимаюсь с ложа, привожу одежду в порядок, зашнуровываюсь и подпоясываюсь.

Мне пора в синклит жрецов. И я знаю, что он заседает в полном составе, несмотря на поздний – или, вернее сказать, ранний! – час. Самое время задавать вопросы и получать ответы.

Зал синклита находится в новом пристрое ко дворцу и соединен с главным зданием крытой галереей. Пристрой возвели, помнится, сразу после неудачного, десятилетней давности, покушения на Свирепца, за каковым злодеянием стоял черный архимаг Иаруахриаскийт Мраколюбец. Лиходей имел счастливую возможность принимать своих гнусных приспешников и тайно вынашивать подлые планы прямо в святилище. Чего он хотел? Власти, разумеется. Заменить могучего и удачливого воина в расцвете мужских сил на своего ставленника, которым можно было бы вертеть, как марионеткой. А то и самому вскарабкаться на трон и установить в королевстве невиданную прежде власть, магократию. Чем закончилось? Приспешников, не без помощи верного Свиафсартона, изобличили и казнили лютыми казнями. Мраколюбца, как ни искали, а так и не нашли, хотя раз десять топили, четвертовали и сжигали заживо под его именем каких-то приблудян. Опаскуженное святилище предали огню и разору. А всем лояльным жрецам велено было собираться числом более троих во вновь воздвигнутом пристрое, под неусыпным приглядом короля и его военачальников… В полу ведущей к залу синклита галереи проделаны щели, сквозь которые до идущего доносятся голоса узников Узунтоймалсы. Невнятные жалобы, стоны истязаемых и дикие вопли спятивших. Чтобы всякий, кто умышляет против короля, знал, что его ждет.