Марфа тем временем ловко намотала на кошачий ошейник браслет и тщательно застегнула его.

– Черчилль, миленький, – зашептала она ему на ухо. – Иди домой! Найди Данилу. Покажешь ему браслет. Очень тебя, котик, прошу. Это важно. Ты понял?

– Мяу, – словно подтвердил тот и, лизнув хозяйку в нос, спрыгнул на пол.

– Ну? – поинтересовалась Лиза. – Он у тебя хоть куда-нибудь пошел?

– Да.

– Жалко, твой Черчилль не собака. Собаки умные и команды действительно понимают. Вон у маминой сослуживицы овчарка даже говорит. И считать умеет.

– Что же она, интересно, говорит? – полюбопытствовала Марфа.

– «Мама». Почти натурально получается. И считает до пяти. Какая цифра на кубике написана, столько раз она и гавкает.

– Это не значит, что она умеет считать, – заспорила Марфа. – Вот если бы ты ей показала три апельсина и она три раза гавкнула, а потом пять раз пролаяла при виде пяти мячиков, то можно было бы говорить, будто она считает. А так – элементарная дрессировка. А я Черчилля не дрессирую и команд никаких ему не даю. Просто с ним разговариваю, ну, как с тобой, и он меня понимает.

– Ты себе просто выдумала, – упрямо не соглашалась подруга. – Обыкновенный кот. Ну да, черный, красивый. Глаза у него потрясающего оранжевого цвета. Но и тут ничего необычного нет. И разговоры он слушает с одной-единственной корыстной целью: его интересует исключительно жрачка. Это ты, Марфа, наивная душа, а я давно приметила: стоит твоему Черчиллю услышать про колбасу или курицу, вмиг ушки на макушке и глаз на миску.

– Так именно это и доказывает, что он все понимает.

– Нет. Просто несколько нужных слов заучил и теперь использует приобретенные знания в меркантильных целях. Попробуй ему про ту же еду сказать другими словами, он и не чухнется.

– Как только выберемся отсюда, сразу попробую, – пообещала Марфа.

– Тогда сама убедишься.

– Сперва надо выбраться, а мне уже кажется, это никогда не произойдет.

В пылу спора девочки немного отвлеклись, теперь же, когда кот исчез и они остались одни, на них с новой силой навалилась тревога. Тишина в подвале, кажется, стала еще более гулкой и угрожающей; ее лишь изредка нарушало утробное бульканье в трубах.

– Знаешь, – дрожащим голосом произнесла Лиза. – У меня ощущение, что нас с тобой в могилу засунули. Засунули и закопали…

Марфа ее перебила:

– В могиле ты лежала бы и ни встать ни сесть не могла. А тут мы с тобой даже ходить можем.

– Некуда тут ходить.

– Не о том, подруга, тревожишься. Меня сильней всего знаешь что пугает? Вдруг этот тип вернется?

– Зачем ему сюда возвращаться? – У Лизы от страха застучали зубы.

– Если бы знать, какие у него тут дела. Мы его явно спугнули. Вот и представь: вернется, да еще не один. Тогда и впрямь все могилой может для нас закончиться.

– Прекрати! – взмолилась Елизавета. – Специально меня пугаешь?

– Делать мне больше нечего. Я думаю, как бы нам лучше спрятаться, если он вдруг вернется.

– Как мы можем спрятаться, если даже не знаем, что здесь есть.

– Давай успокоимся и попробуем вспомнить. Значит, мы с тобой сюда вошли и что увидели?

– Подвал увидели.

– Лиза, это и так ясно. Давай вспоминать детали. Я отперла дверь, распахнула ее, мы вошли, спустились по лесенке, я включила фонарь. Что он осветил?

– Трубы какие-то и столбы, – откликнулась Лиза.

– Правильно. А столбы чем для нас хороши? За ними можно укрыться.

– По-моему, они не слишком толстые. Нас за ними запросто разглядят. Вот если поглубже в подвал забраться.

– Глубже – это дальше от двери, – подытожила Марфа. – Тогда сперва нужно понять, где дверь. Но если бы мы ее нашли, давно бы отсюда выбрались. И прятаться не потребовалось бы. Заколдованный круг. – Она помолчала. Потом вздохнула и добавила: – Интересно, Черчилль уже до Данилы добрался?