– Это вы хорошо придумали, – одобрил Ардмор.

– Мне тоже так показалось. В общем, привели они меня туда, и я рассказал всю историю какому-то мелкому чиновнику. Результат был потрясающий: меня тут же повели к самому Деснице.

– Да?

– Погодите, это еще не все. Я, признаться, немного струхнул, но сказал себе: «Джефф, приятель, если покажешь им, что боишься, тебе отсюда живым не уйти». Я знаю, что перед чиновником такого ранга белому человеку полагается пасть на колени, но я этого делать не стал, а благословил его стоя в точности так же, как тех двоих. И это мне сошло с рук! Он посмотрел на меня и сказал: «Благодарю тебя за благословение, святой человек. Ты можешь подойти». Между прочим, прекрасно говорит по-английски.

Ну, я довольно подробно рассказал ему, что тут у нас случилось – официальную версию, конечно, – и он начал меня расспрашивать.

– О чем?

– Сначала спросил, признает ли моя религия власть императора. Я заверил, что признает, что наши последователи обязаны подчиняться светским властям во всех светских делах, но что поклоняться наша вера велит только истинным богам и так, как мы привыкли. Потом долго кормил его теологической болтовней. Сказал, что все люди поклоняются единому Богу, но у него тысяча ипостасей, и каждая из них сакральна. В своей небесной мудрости Бог представляется разным народам в разных ипостасях, потому что не подобает слугам и повелителям поклоняться ему одинаково. Поэтому шесть его ипостасей – Мот, Шаам, Менс, Тамар, Бармак и Дис – отведены для белых людей, так же как Небесный император – та его ипостась, которой поклоняется раса повелителей.

– Ну и как он это воспринял?

– Кажется, решил, что это довольно удобное учение – для рабов. Он спросил, чем еще занимается наша церковь, кроме богослужений, и я сказал, что наше главное стремление – помогать бедным и больным. Это ему, по-моему, понравилось. Похоже, что раздача пособий на бедность доставляет нашим добрым повелителям порядочные хлопоты.

– Пособий? А разве они раздают какие-нибудь пособия?

– Ну не совсем пособия. Но когда сгоняешь пленных в концлагерь, их нужно чем-то кормить. Экономика почти совсем разрушена, и наладить ее они еще не успели. Я думаю, они будут только приветствовать движение, которое хоть немного облегчит им заботу о пропитании рабов.

– Хм… Что-нибудь еще?

– Ничего особенного. Я снова заверил его, что наша вера запрещает нам, духовным пастырям, заниматься политикой, а он сказал, что нас трогать больше не будут, и отпустил меня. Я еще раз его благословил, повернулся и пошел восвояси.

– Похоже, тебе удалось его умаслить, – сказал Ардмор.

– Я бы не слишком на это надеялся, командир. Этот старый мерзавец хитер и умен, как Макиавелли. Впрочем, нет, я не должен называть его мерзавцем, потому что он вовсе не мерзавец – по его меркам. Он настоящий государственный деятель. Должен сказать, что он произвел на меня большое впечатление. Паназиаты вовсе не такие дураки – все-таки они завоевали и удерживают полмира, это сотни миллионов людей. Если они терпят местные религии, значит считают, что это правильная политика. И пусть считают, нам только на руку, что у них такие умные и опытные чиновники.

– Вы, конечно, правы, мы, безусловно, не должны их недооценивать.

– Но я еще не кончил. Когда я выходил из дворца, меня опять взяли под караул два солдата и так от меня и не отходили. По дороге мы проходили через центральный рынок. Там сотни белых выстроились в очереди, пытаясь купить еду по своим продовольственным карточкам. И тут мне пришло в голову: дай-ка проверю, насколько распространяется мой иммунитет. Я остановился, забрался на ящик и принялся говорить проповедь.