– Есть, – ответил Хиро. В голосе его звучал ужас.
– Через секунду догоню, – сказал Вольфганг. – Мне нужно еще немного поговорить с капитаном.
Хиро вышел из кабинета, стараясь не выдать, как ему хочется убежать ко всем чертям. Что сделали эти двое?
Мир без мгновенного доступа к технологии снятия карт мозга был чужд Хиро. Эта технология совершила переворот в клонировании, позволив взрослым рождаться с полным набором воспоминаний предыдущего клона. До тех пор можно было выращивать генетически идентичных детей, но потом каждый из них вырастал таким, каким его делало окружение.
Но потом люди научились копировать не только ДНК, но и карту мозга. В старину машина снимала карту мозга у спящего субъекта. Тем, у кого снимали первые карты мозга, приходилось неделями являться по вечерам в клинику, чтобы карта получилась полной, но с усовершенствованием технологии на это стали требоваться лишь часы. Следующие карты мозга снимались еще быстрее: на то, чтобы записать новый опыт, новые воспоминания, новые эмоции человека, уходили считаные минуты.
Зародилась современная эра клонирования. Или пробудилась, как могли бы сказать некоторые.
Вскоре возникли проблемы безопасности, поскольку техника чтения карт мозга позволяла ученым считывать некоторые аспекты личности так же легко, как они находили отклонения в структуре ДНК. Лучшие из ученых, занимавшихся картами мозга, могли установить, что в детстве вы были отъявленным лжецом. И впервые солгали в четыре года, но в чем именно заключалась ложь, они не знали.
Несмотря на существовавшую паутинно-тонкую защиту тайн личности, хороший специалист по снятию карт мозга мог очень многое узнать о человеке. А очень хороший специалист – оборвать связи, отпуская воспоминания, опыт или реакции в свободное плавание, так что они постепенно забывались. Таких ученых со временем прозвали «хакерами мозга»; их проклинали или разыскивали в зависимости от того, в каком слое общества вы жили и сколько у вас было денег.
Иногда целью таких хакеров становилось ослабление ПТСР (посттравматического стрессового расстройства). Другие взламывали код ДНК и устраняли генетические изъяны. Некоторые выполняли легальную (но отупляюще легкую) работу по стерилизации клонов на уровне ДНК, как того требовал закон.
А некоторые пускались во все тяжкие и делали то, за что больше заплатят. К счастью, взломать карты мозга на высоком уровне очень трудно, и мало кто хорошо умел это делать. После принятия Кодицилов лучшие хакеры ушли в подполье.
Сейчас «Дормире» утратил возможность создавать новые карты мозга или клонов. Если бы кто-нибудь умер, в их распоряжении была бы только карта мозга, снятая в начале путешествия.
Все это Хиро обдумывал по дороге в рулевую рубку; Вольфганг молча шел за ним. Кстати о дублировании, которое они прошли в начале пути: если все эти журналы регистрации РИН были стерты, откуда взялся этот конкретный бэкап?
– Он подслушивал, – сказал Вольфганг.
Катрина кивнула.
– Это ясно. Почему ты не обвинил его?
– Хотел посмотреть, что получится, – ответил Вольфганг.
– Консерватор, – фыркнула Катрина. – Неудивительно.
– Можешь не верить, – сказал он, – но я учусь на ошибках. Рубить с плеча, когда у тебя нет всей информации о проблеме, опрометчиво.
Она отмахнулась от этого заявления, как от дыма.
– Ладно. Посмотрим, как он воспримет это. Если проболтается о том, что слышал, мы объединимся и посадим его в карцер за мятеж. А если нет, ограничимся присмотром.
Хиро только что вынудил его стать союзником капитана.