Хиро издал такой звук, какой могло бы издать животное, попавшее в ловушку. Чувство юмора отказало ему. Он сурово посмотрел на Марию и на клона.

– Ладно. Это она.

– Что она?

– Последняя соломинка. Официально заявлю: теперь я боюсь.

– Теперь? Тебе потребовалось столько времени, чтобы испугаться? – спросила Мария, опускаясь на пол. – При всем том, с чем нам приходится иметь дело, ты испугался только сейчас?

Хиро ткнул в терминал – сильнее, чем Мария считала необходимым. Ничего не произошло. Он скрестил руки, потом распрямил их, глядя на них так, будто это какие-то новые конечности и он не знает, что с ними делать. Взял у Марии ботинок и надел.

– Я пытался разрулить ситуацию с остальными, – сказал он. – Со всеми вами что-то происходило. Меня оно не затронуло. Я не участвовал в субботнем празднике крови. Я был здесь, чтобы всем помогать и всех веселить. Я должен был всех смешить. «Эй, Хиро нас всегда подбодрит».

Мария положила руку ему на плечо и посмотрела в глаза.

– Добро пожаловать в «комнату страха». Хиро, мы должны поддерживать друг друга. Глубоко вдохни. Нам нужно завести двигатель и доложить капитану и Вольфгангу.

– Ты в отчаянии, если собираешься поставить в известность Вольфганга, – сказал Хиро. Он словно собирался улыбнуться и не мог.

– А когда запустишь двигатель, можешь выяснить, какой сейчас год? Проверить груз и, может быть, попробовать связаться с РИН отсюда? – спросила Мария. – Учитывая все случившееся, было бы неплохо вернуться хоть с какими-то хорошими новостями. Или хотя бы со свежими новостями.

Хиро кивнул и сжал зубы, словно стараясь не сказать того, о чем потом пожалеет. Или не закричать. Он подплыл к своему креслу пилота и пристегнулся. Экран на консоли продолжал подмигивать ему ярким красным огоньком.

– Спасибо за предупреждение, РИН, мы и не заметили, что двигатель не работает.

Он набрал какую-то команду и ткнул в сенсорный экран. По кораблю разнесся вой сирены, предупреждающий, что на смену нулевому тяготению идет гравитация. Хиро еще несколько раз коснулся экрана и начал печатать команду, все больше мрачнея. Он проделал какие-то расчеты, громко вздохнул, откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками.

– Что ж, – сказал он, – стало только хуже.

Мария услышала, как заработал гравитационный двигатель; корабль массой 500 000 тонн содрогнулся, начиная вращаться.

Она ухватилась за трап, по которому поднималась к скамье, чтобы не упасть, когда вернется тяжесть.

– Что теперь? – спросила она. – Мы сошли с курса?

– Мы, по-видимому, провели в космосе двадцать четыре года и семь месяцев. – Он помолчал. – И девять дней.

Мария быстро подсчитала.

– Значит, сейчас 2493 год.

– К этому времени мы должны были быть в трех с небольшим световых годах от дома. Очень далеко от горизонта событий, на котором возможна связь с Землей. Так все и обстоит. К тому же мы на двенадцать градусов отклонились от курса.

– Это… прости, не могу понять, где мы, черт дери, находимся. Можешь сформулировать на языке, понятном офицеру по техобслуживанию.

– Мы тормозим и поворачиваем, – ответил он, отстегивая ремни. Взглянул на свое тело, плавающее под потолком в петле, как страшный воздушный змей. – Рассказывать об этом капитану я не рвусь. Тело срежем потом.

– Что это значит? Зачем мы сошли с курса? – вслух размышляла Мария, пока они осторожно продвигались по коридору, низко над полом, готовясь к появлению гравитации – корабль вращался все быстрее.

– Зачем убивать экипаж? Зачем отключать гравитационный двигатель? Почему пощадили капитана? Почему я покончил с собой? И почему мне понадобилось перед этим снять один ботинок? – сказал Хиро. – Добавь все это к своему списку, Мария. Я совершенно уверен, что мы по уши в дерьме, каковы бы ни были ответы.