Анхелита, будучи первенцем счастливой супружеской четы, с самого рождения была окружена заботой и любовью. Когда она начала подрастать, мать поначалу всерьез занялась ее светским воспитанием, стремясь вылепить из нее настоящую европейскую леди. Но Анхелита, казалось, с рождения впитала в кровь вольный ветер мексиканских прерий и шумный щебет птиц.
– Оставь ты девочку в покое, – смеясь, говорил отец, глядя, с какой неохотой малышка мучает фортепиано, как колет пальцы, выводя неумелые стежки на вышивке, и с какой скукой внимает правилам этикета. – На что ей эти премудрости? Пусть лучше побегает в саду.
И мать сдалась. Вольное дыхание Мексики и ее саму, с детства воспитанную по европейским меркам, нет-нет да и подбивало на неслыханные по шотландским понятиям шалости – пробежаться босиком по берегу моря, украдкой поцеловать мужа в щеку на улице.
Детство Анхелиты было беззаботным и привольным. Она росла в роскоши и не имела представлении об оборотной стороне жизни. Родители нежно любили друг друга, в доме появлялось все больше детей, и Анхелита была убеждена, что все люди на свете живут в богатстве, а все супруги любят друг друга так же трепетно, как ее родители.
К своим восемнадцати годам Анхелита с ее женственным станом, бирюзовыми глазами и кожей, которая казалась ее матери непозволительно темной для юной леди и которая тем не менее была на тон светлее урожденных мексиканок, считалась завидной невестой. Желающих породниться с семьей Риверра было много. Анхелита не вышла замуж до сих пор исключительно из-за своей разборчивости: все ждала того, кто зажжет в ее сердце любовь, и наконец дождалась.
Белозубый, черноглазый, высокий Хосе напоминал ее отца не только внешне, но и своей напористостью, волевым характером, силой. Глядя на него, Анхелита с замирающим сердцем понимала, что вместе они проживут долгую, полную радости жизнь – такую же, как у ее родителей…
Непоседливая Анхелита выросла, уступив место порывистой, страстной Анхелике. «Мой ангел» называл ее муж, увозя в свой дом в Чиапасе[6], где владел разработкой бирюзы. Смеясь, он говорил ей, что бирюза приносит ему удачу, и уверял, что бирюзы такого же красивого оттенка, как цвет ее глаз, еще не встречал. По просторному дому из белого камня, вздымая занавески и принося с собой золотые песчинки, гулял своенравный ветер. Дыхание моря круглый год наполняло дом свежестью и оседало на губах солью, которую стирали жаркие поцелуи Хосе. И казалось, что это счастье будет вечным… Наполнить бы скорее дом детским смехом – и больше ничего от жизни не надо.
Все изменила одна ночь – душная, влажная, тягучая, стекающая потом в ворот ночной рубашки… Отпустив прислугу, Анхелика осталась в доме одна. Она потушила свечи, легла в постель и улыбнулась, представляя, как завтра вернется из деловой поездки Хосе. Как он войдет в дом, подставит ей распахнутые руки – и закружит ее в порыве радости, и прошепчет на ушко «мой ангел». Глаза его заблестят, когда он заметит новое платье, которое она для него надела. А потом это платье сорванным цветком упадет к ногам – и будут только поцелуи, жадная нежность рук и упоительное тепло тела.
Анхелика успела задремать и не заметила ночного визитера. Почувствовала его слишком поздно – когда он уже склонился над ней, торопливо распутывая тесьму ночной сорочки. Она узнала его мгновенно. Днем, когда она выходила от портнихи с новым платьем, незнакомец стоял на другой стороне улицы и пристально смотрел на нее. Анхелика отметила одежду по европейской моде, бледную кожу, светлые глаза, но в ее взгляде не было женского интереса. Мужчина выглядел чужаком и бросался в глаза, как и все приезжие в местечке, где редко встретишь путешественников. Тогда Анхелика не придала значения его взгляду – она знала, что красива, видела, что нравится мужчинам, и привыкла к повышенному вниманию к себе. Хосе, ловя взгляды других мужчин, страшно ревновал свою красивую жену. Но Анхелика никогда не давала ему повода усомниться в своей верности. Она бы прошла мимо миллиона мужчин и ни разу бы не обернулась. На этом свете ей был нужен только Хосе… И вот теперь белокожий чужестранец проник в ее дом, и намерения его очевидны.