Спустя полчаса я устроилась под теплым пледом. На полу, рядом с диваном, стояла чашка горячего чая. Тепло и… Как приятно, оказывается, быть самой себе хозяйкой! Можно не скрываясь заниматься любой ерундой.

Подрагивающей от предвкушения рукой я откупорила бутылку. В детстве мы с Квитом играли в пиратов, шли в ход и вот такие послания в бутылках. Но тетя каждый раз пресекала подобные игры. Только сейчас я вдруг поняла, что мною в таких случаях всегда были недовольны чуть больше. И она ненавидела, когда я подходила к озеру. Может, здесь кроется какая-то тайна? Я тихонько фыркнула. Это во мне обида говорит на то, что меня отослали, напустили тайн, а вокруг творится какая-то ерунда.

Записка выпала в подставленную ладонь. Развернула. Что?! Кажется, так обидно мне не было даже в ту бессонную ночь.

В руке оказался совершенно чистый белый лист. На нем ничего не было написано! Ни единой буковки! А я-то хороша! Размечталась, что нашла какую-то тайну. Все равно какую. Это могло оказаться письмо с какого-нибудь корабля, попавшего в шторм. Или мольба о помощи местной жительницы, захваченной пиратами. Или дети играли, как мы с Квитом когда-то. Последнее – уже не так захватывающе, и ради этого точно не стоило лезть в ледяную воду.

Я фыркнула, тихо злясь на себя, и собралась отставить находку в сторону, пока пью чай, а потом выбросить, но… слух уловил плеск моря. Сильный, яростный, переходящий в рев. Фантазия – или нет? – но я слышала в нем тихий голос. И плач.

Не может быть. Просто не может такого быть!

Присмотрелась к бутылке, отодвинула ее подальше, затем поднесла ближе. Звук точно исходил оттуда. Кажется, тайна здесь все-таки скрыта. Я ощутимо прикусила губу, чтобы сдержать рвущиеся наружу эмоции, и поднесла горлышко бутылки к самому уху. Грохот волн ударил в голову. Невероятно, какой чудесный звук! Где-то в нем, правда, затерялся шепот.

«Помоги мне! На помощь!» – остальное потонуло в какофонии шторма.

Я изумленно обозрела бутылку в своих руках. С виду – самая обычная. В жизни не разберешь, сколько ей лет. В таких хранят вино. Может, год, а может, и сотня лет. С ума сойти! А мне даже поделиться не с кем. Был бы здесь Квит…

Воспоминания о женихе отозвались тупой болью в сердце. Я не хочу строить предположений. Может, у него опять проблемы, и меня решили спрятать подальше. Ведь может же?

Час спустя чашка опустела, я отогрелась, вновь надела туфли, водрузила бутылку на подставку, убрав с нее небольшой, но весьма подробный макет корабля, заперла дом и во второй раз отправилась в город. За маленькими приключениями дела остались несделанными. Да и поесть не помешает.

Первой целью была аптека, поскольку я точно помнила, где она находится. Чувствовала я себя хорошо, притом уже давно. Но, как показывал предыдущий опыт, терять бдительности не стоит.

Не теряли ее и местные. В том смысле, что стоило мне зачитать список необходимых лекарств, и пожилой худощавый аптекарь с благородными сединами та-а-ак посмотрел… И от вопросов, разумеется, не удержался:

– Вы болеете? – Взгляд его стал проницательным, будто человек в зеленом халате… э-э-э… господин Локсвилл мог на глаз определить мой недуг.

Определить не получилось. Аптекарь удрученно покачал головой и сжал губы в недовольную линию.

Как же раздражают маленькие города, где всем есть до тебя дело!

– Сейчас – нет, но я часто… простужаюсь.

– Вот когда простудитесь, тогда и приходите, – сообщили мне, и худая рука подвинула обратно монеты, которые я уже успела выложить на прилавок.

– Но…

– А лучше, если что случится, зовите доктора Хонтхельна. Он свое дело знает.