Хлоя – невысокая фигуристая шатенка с пронзительно серыми глазами. Эта многодетная мама, казалось, любила делать сто пятьдесят дел одновременно, страдала перепадами настроения и умела, как никто другой, логично объяснять любую хрень, происходящую в мире.

Полные противоположности, они всегда болтали по несколько часов кряду. Обе они с принятием относились к тому, что никогда не поймут друг друга до конца, и одновременно были готовы спорить из-за вещей, которые обычному человеку и в голову не придут – именно это позволяло каждой хоть ненадолго утолить культурный голод: тот, что испытывают все те, кто уехал жить в другую страну.

Мэри сидела на каменном парапете возле детской площадки и припоминала, всё ли взяла с собой. Словно прочитав её мысли, Хлоя спросила:

– Аптечка?

– Угу, взяла, – кивнула Мэри.

– Сон дурной приснился… – как бы между прочим сказала Хлоя.

– Все умрут? – пошутила Мэри (сны Хлои никогда не сбывались либо сбывались с точностью до наоборот).

Хлоя с тоской посмотрела на горизонт и сказала:

– Точно тебе говорю, в этот раз всё сбудется. Я проснулась вся в мурашках.

– А точные даты конца света во сне присутствовали? – с сарказмом продолжила Мэри, но встречную реплику не получила. Хлоя задумчиво продолжала смотреть вверх.

– Небо всё в тучах. Будет дождь. Куда мы денемся с такой оравой, если ливанёт?

– Успеем дойти до книжного и там переждём. Сама знаешь, дожди здесь всегда быстро проходят, – попробовала успокоить Хлою Мэри.

– Ох, мне бы твой оптимизм.

– Ну, ты ещё скажи: «Зима близко»[1], – рассмеялась Мэри, приветливо помахав рукой бегущим к ней Кристине и Артуру.

– Ну уж нет, – ворчливо ответила Хлоя. – «Зима близко» – это пошлость.

Но Мэри уже не слушала Хлою. Она обнимала шустрых учеников, приветствуя их, как всегда: старалась незаметно подмигнуть, пожать тайком маленькую ладошку, похлопать по плечу, давая таким образом понять, что она рада каждому. Секунда индивидуального внимания – секрет её умения быстро расположить к себе.

Кристина была самой младшей из группы. Настоящий ангел с кудрявыми волосиками, тонкая былинка с большими удивлёнными глазами, над которыми расположились едва заметные выгоревшие бровки, она чрезвычайно гордилась тем, что ей уже пять и она умеет читать, а всё, что написано – читала вслух. Мэри частенько приходилось отвлекать её, завидев на стенах или скалах оставленные туристами скабрезности.

– Мэри, Мэри, я сегодня буду всё-всё делать, что ты скажешь! – Кристина ткнулась сопливым носом в юбку Мэри и радостно засопела. Хлоя невозмутимо достала влажную салфетку и протянула Мэри, которая продекламировала:

– Непреодолимая часть учительского мастерства: оттирание одежд от дружественных соплей!

– Отличная цитата, госпожа Гиппенрейтер[2]! – пошутила Хлоя.

Совсем недавно Мэри наконец-то исполнила свою мечту: сшила себе у лучшей модистки города Надин платье с корсетом и пышной юбкой в эстетике семнадцатого века, из дорогой, тяжёлой ткани. Теперь она гуляла с детьми, как настоящая дама. Торжественность платья довольно странно дополняли туго набитый рюкзак и зонт, но что с того, если все встречные только и делали, что улыбались, завидев очередную разношёрстную компанию под предводительством Мэри Поппинс.

– А у меня – четыре дырки от зубов! – Артур, вертлявый трейсер, бежал, рассекая воздух, как истребитель. Навстречу Мэри неслись и остальные дети.

– А у меня – четыре друга!

– А у меня – четыре денег!

– А у меня – четыре радости!

– А у меня – четыре мечты!

– А у меня всё вот это вместе, только шестнадцать!