Увы, удивлен не Шафи. Есть в этом доме кому удивиться и без него. Только не говорите, что вы уже привыкли ничему не удивляться! В этой жизни. Я тоже привык. Но только не сейчас. Шафи обращается ко мне на чистом русском языке.

– С прибытием вас, Сережа. Давно ждали.

Я в шоке. По-моему, даже в разведуправлении не знают, что Шафи в совершенстве владеет русским языком. Он не перестает меня удивлять. Вызывает удивление и последнее слово «ждали», сказанное во множественном числе. Понятно, что он работает не один. Непонятно другое – почему для установления связи с ним и его людьми потребовалось идти по такому сложному пути. Включать в цепочку нового человека, меня. А не ограничиться, к примеру, радиостанцией.

Он и не пытается посвятить меня в эти проблемы. Я должен знать ровно столько, сколько необходимо для выполнения задачи. То, что эта задача мало связана со сбором информации – мне уже понятно. Шафи нужен связник. А еще ему нужен официальный канал выхода на советские войска. Чтобы можно было решать возникшие проблемы, используя их огневую мощь. Судя по всему, мои занятия военно-медицинской подготовкой в Ашхабаде оказались напрасными. Для моего легендирования они не понадобились.

Да, Шафи действительно классный специалист по джендзю-терапии. Но в разведуправлении не учли одного – на Востоке нельзя так просто стать учеником. Знания передаются по наследству, от отца к сыну. Один учитель – один ученик. Знания – слишком большое богатство, чтобы ими можно было разбрасываться направо и налево. Это достояние рода. Такова традиция! Право стать учеником нужно заслужить. А это совсем непросто!

Но у меня есть маленький шанс. Совсем ничтожный! У Шафи нет сына. Девушка, которая приносила подносы с едой в день нашей первой встречи, его единственная дочь. Ее мама погибла три года назад в автомобильной катастрофе. По шариату мужчине разрешается иметь четырех жен, но, видно, Шафи – большой однолюб. В его сердце есть место только для одной женщины. Раньше это место занимала его жена, теперь – дочь.

Девушку зовут Лейлой. Но чтобы уберечь ребенка от сглаза, в афганских семьях детей обычно называют не именами, а ласковыми прозвищами. Есть такое прозвище и у Лейлы. Шафи называет ее «Джуй» – «Ручеек». Ее голос действительно напоминает журчанье ручейка.

У афганцев не принято восхищаться детьми, их красотой или здоровьем. Это исключительно опасно для ребенка, ибо злые духи только этого и ждут. Чтобы послать на него болезни и несчастья.

И уж тем более не принято у афганцев спрашивать имя дочери. Интересоваться ее здоровьем либо спрашивать, почему ее нет.

К моему великому сожалению, Шафи – не афганец. Да и на пакистанца он не очень-то похож. Слишком много лет провел он вдали от этих мест. В Англии, Китае, Японии. Вместе с дочерью. Видно, что обычаи этой страны даются девочке нелегко – пока мы разговариваем с Шафи, ее темноволосая головка несколько раз появляется в дверном проеме.

По окончании беседы Шафи разрешает ей войти в комнату.

– Вы извините мою девочку, очень уж она любопытна. Нелегко ей здесь приходится. Джуй, милая, где ты там?

В комнату неспешно входит настоящая леди. В красивом шелковом платье девочка выглядит очаровательной феей. Она мило улыбается. Маленькая хозяйка большого дома.

– How do you do? May I of er you some cake and tea? (Как ваши дела? Могу я предложить вам кекс и чашку чая?)

– How do you do? Yes, please. T anks. (Как ваши дела? Да, пожалуйста. Спасибо.)

Через несколько минут Лейла приносит пиалы, фарфоровый чайник и небольшой медный поднос с печеньем. Пока отец не говорит ей «Кыш!», она, пользуясь моментом, наливает нам чай в пиалы и присаживается рядом. Нелегко Шафи сказать своей дочери «Кыш». Он разрешает ей остаться.