- Как знаешь.

Вот и что мне с этим всем делать? Почему вдруг всё стало настолько сложным? И как нам обоим вернуться на те позиции, с которых мы начинали участие в проекте? Я бы снова стала ревнующим и влюблённым, но не отдающим себе в этом отчёта Пухляшом, а Орловский - моим недосягаемым, подшучивающим надо мной шефом. И никаких проблем.

С глубоким вдохом выхожу следом за Андреем, безуспешно пытаясь сосредоточиться на самом важном - проекте. Мы - в огромном парке на берегу залива, часть которого выделена для съёмок. Здесь расставлены полукругом шатры, в каждом из них - плита, два металлических стола и больше ничего. Неподалёку - павильоны, где мы дожидались начала. 

Андрей уже стоит в ряду с остальными участниками, и мне ничего не остаётся, как подойти и встать рядом. Бросаю на него мимолётный взгляд, и снова тяжело вздыхаю. Уже знаю это выражение лица: брови нахмурены, на лбу пролегла складка. Челюсти сжаты так, что на щеках играют желваки. В общем - не подходи, убьёт. 

- Бука, - шепчу, не зная, услышит, или нет. Орловский предпочитает сделать вид, что оглох, а вот стоящая внизу через двух участников от меня Милена оборачивается и бросает на нас испепеляющий взгляд. Тут всё понятно и так, и если бы Орловский замечал вещи, очевидные любому, нам было бы гораздо проще жить. 

Нас приветствуют ведущие, рассказывают о том, что сегодня в парк придут посетители с маленькими детьми на праздник поющих фонтанов. И нам нужно позаботиться о том, чтобы двести человек ушли отсюда сытыми и довольными.
Наблюдать за выполнением таких заданий с экрана было весело, а вот почувствовать на собственной шкуре, каково это - будет довольно сложно. Особенно если учесть, что Орловский сегодня одним своим видом будет внушать мне желание лишний раз его не трогать. 

Итак, у нас есть полтора часа и ожидание от экспертов, что мы сделаем что-то супер-креативное, но что понравится одновременно и взрослым, и детям. И готовить нам придётся на жаре, которая сегодня как нельзя некстати. 

- Бургеры сразу нет, - говорит Орловский, как будто беседует сам с собой. И то - только лишь потому, что на него направлены камеры. - Что-то ресторанного уровня тоже нет, подать на улице это будет проблематично. 

- Ты сейчас с кем общаешься? - не выдерживаю я, и хоть пытаюсь растягивать губы в улыбке, выходит это, мягко говоря, дерьмово.

- С тобой. Или ты меня не слушаешь? 

- Слушать слушаю, а вот вставить хоть слово - не могу.

- Так вставляй. 

- Спасибо за разрешение, шеф.

- Обращайся.

Я считаю до десяти, чтобы не сорваться, потому что сейчас Орловский очень конкретно меня разозлил. Разобрался бы сначала с собой, а потом бы уже решал, стоит на людей кидаться или нет.

- Я предлагаю панкейки. Ванильный соус к ним и припущенные фрукты. Если можно будет делить - то для взрослых фламбэ. Для детей - без коньяка.

- Ты хочешь готовить сладкое?

- Я - нет. Но буду помогать во всём, в чём будет нужно. Несладких блюд явно будет много, а малыши любят всё с сахаром.

- Вообще резонно. Ладно, тогда с тебя соус, подготовка фруктов. Я займусь панкейками.

- Есть, шеф!

Мне даже удаётся произнести два последних слова почти что без сарказма. Горжусь собой. Ведь могу же отбросить все недомолвки, засунуть куда поглубже свои чувства и включить разум. В отличие от Андрея, который с грохотом выгребает на столы металлическую посуду. Что ж, пусть злится дальше, я уже ничего не могу с этим поделать.

- Эй, Пухляш, привет! - доносится из-за одних соседних столов, где вовсю готовят Марк с другом. - Как дела?