Теперь надо бежать по адресу, который дал милый старичок в мэрии. Главное – не опоздать.

Опоздал. Посидеть, что ли, в «Ротонде» на бульваре Монпарнас и выпить там чашку кофе? Вдруг атмосфера что-нибудь подскажет. Посидел. Три кофе, салат, пирог с яблоками. И ни одной дельной мысли.

Утром я все-таки попал по адресу, выданному мне старичком. Лучше б не ходил. Теперь окончательно все запуталось. Снова вернулась куда-то отложенная на время мысль: пора делать ноги.

Месье Пахомофф Виктор Андре никогда не награждался ни орденом, ни медалью.

Около двенадцати мы поехали с дядей получать его «Альфа Ромео». Красивая машина. Красного цвета. Кабриолет. Не иначе как у дяди новая девушка. Седина в бороду, бес в ребро. Интересно, у меня будет красная машина в его возрасте?

Решено было покататься за городом и там же пообедать. Возражения не принимались, но, в целом, их и не было.

Прелестный ресторанчик с видом на лес и речку еще более приподнял хорошее настроение. Мне нужна была кое-какая информация, и хорошим настроением надо было воспользоваться.

– Скажи, а чем занялись все эти ребята, подпольщики и партизаны, после войны?

– Хочу, чтобы ты понимал, это совершенно разные по характеру люди с весьма отличным психологическим состоянием. Маки – партизаны, практически военное соединение. Только прячутся в горах, лесах, заброшенных замках и фермах. Их задача – стрелять, взрывать, вредить. С ментальной точки зрения, это, как ни странно, более спокойное существование. Ты в своем мире, на фронте. Пусть хоть на маленьком, но на фронте. Ну, кроме связных, естественно, которым приходилось иногда выходить с подпольщиками на связь. А вот подпольщики – это другая история. Ты живешь среди одних врагов, ты опасаешься ареста каждый день, каждую минуту. Ты просыпаешься от любого шороха. Ты умираешь от страха, когда тебе стучат в дверь. А внешне ты живешь обыденной ежедневной, все той же, как обычно, судьбой инженера, учителя, адвоката, почтальона. Тебя кто интересует?

– Все интересуют. Только продолжай говорить.

– Те из подпольщиков, кто выжил, особой карьеры не сделали. Подполье было стратегически разделено на небольшие группы – ячейки. Технически так было легче выжить. Уничтожат немцы одну группу, где завелся предатель, и на этом все обрывается. Выжившие даже особо орденов и наград не удостоились. Да и связей во властных структурах у них не было. Даже наоборот – после окончания оккупации они страдали из-за своих подвигов. Работает, скажем, уборщицей или машинисткой некая девушка в каком-нибудь подразделении у немцев и тихонько сообщает информацию связному подпольщику: в ближайшую среду произойдет дислокация мотострелкового взвода немцев из деревни Ашер-ла-Форе под Фонтенбло куда-то на фронт. Что маки сделают с этой информацией, кто знает. То ли нападут на взвод, то ли пропустят. Не ее дело. Ушли немцы, единственный человек, который мог бы свидетельствовать о том, что она помогла Сопротивлению, или убит, или пропал. А ее судят – работала на нацистов. Если заподозрят, что спала с оккупантами, побреют налысо и выкинут на улицу. Многие кончали жизнь самоубийством. Ужасно несправедливо. Но это война. У бывших партизан все легче. Они всегда группой, и жизнь за пять лет научила их держаться вместе, иначе не выжить. Поэтому из них часто выходили известные политики, предприниматели, да мало ли кто. Мой приятель Алекс Москович[29], шалопай из Киева, когда наступил мир, сделал блестящую карьеру в политике. Даже был префектом Парижа одно время. А Шабану