— Единственное, что я не поняла: что такое «искусственный свет»? Разве свет бывает искусственным?

— Почему нет? Свет от факела, лучины или свечи… Он не естественный, а рукотворный, сиречь искусственный. Но по сравнению с тем светом, что излучаете вы, любой иной покажется искусственным, — с помощью комплимента выкрутился я.

Девушка зарделась, а кормилица сразу навострила уши. Я быстро замял опасную тему, поскольку не собирался кружить девушке голову, но последствия этой фразы чувствовались до конца занятия. Лиза то и дело бросала на меня многозначительные взгляды, а мне они нравились всё больше и больше. Продлись урок на пару минут дольше, и я бы начал флиртовать по-настоящему.

— А ещё подобных стихов не почитаете?

— Что-нибудь найдём, — пообещал я, прикидывая, что можно без опаски предложить очаровательным ушкам.

Тут в дверь постучали. Нас пригласили на ужин, и я облегчённо вздохнул: не хватало ещё привязаться к Лизе. Смешивать личное и службу для моего ведомства чревато большими неприятностями.

Столовался я вместе с хозяевами и их роднёй. Место мне выделили не самое почётное, но прислуге дали понять, что я — лицо в доме желанное, и относиться ко мне надо со всем причитающимся пиететом.

Вечером я отправился на прогулку: якобы подышать свежим воздухом. На самом деле мысленно пообщался с Иваном.

— Есть зацепки? — с надеждой спросил он.

— Пока нет. Разве что голову дочке Губанова слегка заморочил.

— А-а-а! — протянул Иван. — На это ты мастер. Только смотри, не увлекайся!

— Кто бы говорил. Есть тут одно местечко, где надо покопаться. Уверен, если и есть какие-то улики, то там.

— А что за место?

— Кабинет Губанова. Вот только туда хрен сунешься.

Попасть туда и впрямь было непросто. Губанов никогда не оставлял его открытым, к тому же, когда помещик отсутствовал, возле дверей кабинета обязательно отирался кто-то из слуг.

— И что? Предлагаешь нагрянуть официально с обыском?

— Упаси Бог! Тоньшее надо работать, братишка.

— Ну-ну. Смотри, как бы с нас за проволочку Ушаков бы шкуру не снял!

— За ним не заржавеет, — согласился я.

— Тогда чего тянуть? Я свистну наших, имение перетряхнём. Найдём улики — арестуем Губанова, не найдём, значит чист…

— Или мы не доработали, — прервал я.

— Тоже верно. Что скажешь, Петь: устраиваем обыск?

— Погодим чуток.

— Чуток — это сколько?

— Пару дней.

— Договорились. Два дня и не больше. Удачи, братец! Да поможет тебе Господь!

— Спасибо, Ваня!

Связь отключилась. Я вернулся в дом, погружённый в свои мысли.

Тут уже готовились ко сну. В дверях встречал пожилой слуга с подсвечником в руках.

— Загулялись вы что-то! — проворчал он. — Эка темнотища на дворе!

— Не серчай, любезный! Вон какие звёзды на небе — красота!

— Кой от них толк, от звёзд этих! Вы б лучше спать шли. Идёмте, я в вашу светёлку провожу.

— Пошли. Показывай дорогу.

— За мной ступайте, да под ноги смотрите. Не ровён час запнётесь. За голову не боитесь: у нас притолоки высокие, лоб не расшибёте.

В своей комнате я разделся и лёг на расстеленную заботливыми руками служанок кровать, оценив мягкость перин и свежесть белья. И ведь стирают без всяких «ариэлей», но почему-то всё белоснежное и одурительно пахнет чем-то свежим и морозным.

Как это часто бывает перед сном, я вдруг снова задумался о том, чего потерял, переместившись на три века в прошлое. Выяснилось, что человек преспокойно может обходиться без телевизоров, радиоприёмников, без компьютеров и Интернета. Хотя телефон не помешал бы, тут уж ничего не попишешь.

С другой стороны — тут иной ритм жизни, тут наслаждаются каждой минутой. Время не летит, а будто плывёт вместе с тобой, и ты спокойно всматриваешься в происходящее, оцениваешь его и принимаешь должные выводы. Это своеобразный кайф, который оценят по достоинству жители мегаполисов.