26 сентября 1936 года «маленького человечка», «партийного карлика», как его пренебрежительно называли многие сослуживцы, ставят наркомом внутренних дел СССР. Скоро он превратился в «кровавого карлика», «чекистского жупела», «чекистского палача № 1». Постепенно законный нарком стал усваивать должность незаконного диктатора-тирана не только в своем наркомате, но и во всей стране. Намеки и команды спускались сверху, а он их бесшабашно реализовывал с масштабами геометрической прогрессии.
Сменив Ягоду, он не только не остановил движение кровавого шнека репрессий, а, наоборот, их усилил, резко ускорив обороты этой костедробильной машины. Первичную чистку Ежов начал с НКВД – убирались, как и всегда, честные и порядочные сотрудники, высокие профессионалы, не испачканные «служебным холуяжем с кровавым оттенком». Много претензий он предъявлял разведчикам, которых отзывал из-за границы по подозрению в нелояльности к существующему режиму и предательству за рубежом. Многих чекистов он подозревал в работе на противника.
Когда автор знакомился с «деятельностью этого сталинского государственника», невольно попросил Аристотеля ответить на вопрос, что же это за феномен – тирания тирана. И вот какой получил ответ:
«Средства тирании таковы: подавлять всякое превосходство, отделываться от честных людей, запрещать собрания и ассоциации, запрещать обучение и всякое просвещение, мешать всему, что обыкновенно сообщает мужество и доверие к себе…
Тирания любит злых именно потому, что любит лесть. А свободный человек не может унижаться. Честный человек умеет любить, но он не льстит. Свойство тирана – отталкивать всех, сердце которых гордо и свободно».
Как любое ничтожество он был тщеславен, а поэтому всячески поощрял возвеличивание себя в искусстве. Появились стихи и песни, благожелательные шаржи и полотна с портретами «стального наркома». Газеты печатали такие призывы: «Мы врагов советской власти по-ежовски будем бить…»
Художники рисовали наркома человеком гигантского роста, который «ежовыми рукавицами» давит гидру контрреволюции, устанавливая единый революционный порядок по всей огромной стране.
Народный поэт Казахстана Джамбул Джабаев сварганил даже стихотворение – длиннющий панегирик под названием «Нарком Ежов». В переводе К. Алтайского оно почему-то было напечатано впервые… в «Пионерской правде». Хочу привести несколько четверостиший из этого опуса:
Слово Святогорову:
«Все мы тогда читали это славословие наркому Ежову. Одни восторгались словами известного поэта, другие люди, в том числе и из нашей оперативной среды, открыто говорили о дешевом культе руководителя органов безопасности, третьи – предупредительно-оправдано молчали, у них четко срабатывал инстинкт самосохранения.
Я сам видел в этом стихотворении элементы подхалимажа, которые неприятны были для восприятия трезвомыслящему человеку.
Всеобщая подозрительность и аресты убеждали меня в правоте моих умозаключений. Однако среди наших сотрудников было большинство, которые считали, что скоро этому беспределу непременно придет конец.