На второй день дорога вплотную подобралась к невысоким горам, среди которых и ютился городок Шналь. Здесь уже чаще попадались звериные следы, чем человеческие, а дорога стала гораздо хуже. Мамонт с фурой пройдёт, а вот соваться сюда на лёгкой карете не стоило и думать. Зорька начала чаще спотыкаться, после каждого раза тяжко вздыхала и предпринимала попытку остановиться, так что приходилось быть начеку.

Некоторое время одинокого всадника сопровождала крупная хищная птица, паря над его головой, и Дмитрий то и дело поглядывал на неё, прикидывая, стоит считать это дурным знамением или, наоборот, хорошим, потому что на падальщика невольный спутник не походил.

Несколько раз на открытых каменистых равнинах Косоруков терял дорогу, но в конце концов всё равно на неё возвращался. Однако то ли по этой причине, то ли он изначально недооценил по карте расстояние, то ли Зорькина лень сказалась, но и за этот день он до Шнали не доехал, пришлось снова останавливаться на ночлег. Благо предусмотрительность заставила взять и еды, и овса для лошади с запасом.

До города Дмитрий добрался уже во второй половине третьего дня, и как-то вдруг. Вот только что кобыла брела по лесу вдоль небольшой речушки, которая то приближалась к дороге, укрывая её густыми кронами местного ракитника, и тогда Зорька оживлялась, переходила на скорый шаг и принималась усерднее работать хвостом, отгоняя гнус, то отходила подальше, открывая путника палящему солнцу.

А вот речка вместе с лесом вильнула в сторону, холм отступил в другую, и открылся вид на небольшое плато, позади которого высились почти настоящие горы, прежде изредка мелькавшие на горизонте.

Шналь, город старателей и пастухов, на первый взгляд казался ненамного больше некоторых оставшихся позади посёлков, но действительно походил на город, а не на большую деревню. Половина домов была каменной, в два полных этажа, а несколько – и в три. Над городком ослепительно сиял золочёный купол чистенькой белой церкви. У Шнали имелся и пригород: по склонам холмов карабкались деревянные домики поменьше, с обязательными огородами и садами. Мамонтов и прочей крупной живности в обозримом пространстве не наблюдалось.

Пользуясь тем, что всадник расслабился и зазевался, Зорька окончательно остановилась. Её, в отличие от нормальных лошадей, близость жилья не вдохновляла, а вот пропылённый низкий куст у дороги – вполне. Кобыла потянулась к нему, а потом вдруг дёрнулась и отступила на два шага.

А из куста выкатился ёж. Обыкновенный ёж, с иголками, свернувшийся клубком. Дмитрий в жизни никогда не предположил бы, что они могут вот так кататься, а этот – мог. Больше того, потеряв в скорости, ёж прямо на глазах изумлённого зрителя развернулся, разогнался в два прыжка, продемонстрировав совсем не по-ежиному длинные лапки, в прыжке опять свернулся в клубок, покатился дальше и скрылся в кустах на противоположной стороне дороги.

Всадник пару мгновений ошарашенно таращился на потревоженную ежом листву, потом тряхнул головой, поправил шляпу и взбодрил кобылу. Если бы не поведение последней, точно решил бы, что перегрелся на солнце, оттого и примерещилось.

Местные реагировали на пришельца… да никак они на него не реагировали. Кто-то с любопытством провожал взглядом, кто-то не замечал – неожиданное поведение для такого обособленного поселения, где все друг друга прекрасно знали. Но Шналь отказывался укладываться в привычный шаблон, и подозрительной наружности мужчина с револьверами и притороченным к седлу карабином вызывал не больше беспокойства, чем…