Пока спускались по лестнице, Анна поглядывала на спутника, пытаясь что-то прочитать по его лицу, но нашла только, что походка у него больно странная, забавная какая-то. Не кавалерийская точно, но тоже чудная…

– Да, Дмитрий Михайлович, не сердитесь, но я должна об этом предупредить, – заговорила Анна. – Гнат Сергеич Милохин, хозяин трактира, злится, если его подавальщиц принимают за продажных девок. Девки у старухи Чин, это вон там, на окраине города, – она махнула рукой в сторону между банком и управой. – И Господь вас упаси косо глянуть и, паче того, тронуть Лизавету, его жену. За неё он убьёт, и следующему придётся двумя покойниками заниматься.

– Далась мне эта Лизавета, – поморщился тот.

– Вы её пока просто не видели, – хмыкнула она. И попробовала немного реабилитироваться в глазах собеседника запоздалым проявлением дружелюбия, тем более подвернулся повод: пришелец проводил взглядом пересекающего площадь ежа. – Не обращайте на этих внимания. У них начался сезон миграции, это на неделю, а то и две.

– На кого?

– На перекати-ёжиков. Они безвредные, – пояснила Анна. – Мы к ним привычные. Они только здесь водятся, вдоль Клубнички. У нас тут полно всяких замороченных мест, оттого, наверное, и живность своеобразная. Перед самой войной учёный приезжал их исследовать аж из Павлограда. Только он их как-то странно называл, я не помню, я тогда маленькая была, – виновато призналась она.

– Это называется аномалии, – огорошил собеседницу своими познаниями Косоруков и поймал её удивлённый взгляд, но продолжить разговор они не успели: мужчина в этот момент открыл дверь трактира.

Аномалия многое объясняла и обещала ещё массу сюрпризов, но – лично Дмитрию, а не его делу. Какая бы тут живность ни водилась – хоть перекати-ёжики, хоть карликовые летучие мамонты, – дробью она не стреляет.

Войдя за девушкой в тёмное нутро трактира, наполненное неожиданно приятными запахами – вкусной еды и, совсем немного, прелого сена, – охотник сощурился, опять привыкая к перемене освещения. Здесь не было окон, слабый свет давали четыре керосиновых лампы в разных углах помещения, но, несмотря на это, было странно свежо – кажется, не обошлось без чар. Обстановка была простой и добротной: прямоугольные столы с лавками вдоль стен и несколько квадратных посреди зала – со стульями, стойка в дальнем конце, с одной стороны от неё – узкая лестница, а с другой, в углу – совершенно неожиданное пианино, сейчас скучавшее, но загадочно отблёскивавшее чистым тёмным лаком.

Градоначальницу заметили, посыпались приветствия и вопросы – всем было интересно, кого она привела с собой. Анна только отмахивалась, мол, кого надо, того и привела, не к вам же. Никто не обижался, только посмеивались, и от этого в Дмитрии опять шевельнулось любопытство. Определённо, к госпоже Набель тут относились не так, как следовало бы ожидать.

Пока шли через большой квадратный зал с низкими поперечными балками к противоположному концу, где за стойкой на высоком стуле сидел хозяин заведения и что-то писал под керосинкой в счётную книгу, Дмитрий вполне привык к освещению, рассмотрел обстановку и запомнил людей. По послеобеденному времени народу в трактире было немного, всех Анна вполголоса отрекомендовала своему спутнику. Несколько припозднившихся с обедом добропорядочных горожан – банковский клерк, счетовод из приисковой конторы, скучающий мясник – глуповатый, но очень добрый здоровяк Митрофаныч, очевидно распродавший весь сегодняшний товар. Особняком держалась компания из пятерых тихих и хмурых с похмелья старателей – эти гуляли вчера, обмывая удачный улов, а теперь расплачивались за веселье. Этих Анна помнила в лицо, хотя и не знала по именам – они как прибились после войны в поисках лучшей доли, так и остались.