– Эй, что такое! – Цыпф с шумом втянул в себя воздух. – Горит где-то!

– Хреновина эта новоявленная и горит, – Зяблик вскочил на ноги. – Неужто от бычка занялась!

И действительно, из фиолетовой чаши столбом валил дым, куда более светлый, чем окружающие сумерки. Прежде чем ватага приблизилась к месту загорания, Смыков успел отчитать Зяблика за преступное головотяпство, а тот в ответ пообещал спалить при случае весь этот паскудный мир или хотя бы половину из его треклятых измерений.

Неизвестно, как развивался бы столь конструктивный диалог в дальнейшем, если бы оба приятеля разом не утратили дара речи – так глубоко было впечатление, произведенное на них видом фиолетовой чаши, до краев наполненной дымящимися окурками. Противно пахло дрянной махоркой и горелой бумагой.

– Вот так пепельница! – присвистнул Зяблик. – Крупный перекур тут проводился. Не меньше чем дивизией.

– Что за фокусы опять! – Смыков, разгоняя дым, махал обеими ладонями.

– Действительно, фокусы! – Цыпф тщательно сравнивал между собой окурки. – Одинаковые. Тютелька в тютельку. Понимаете, в чем тут дело?

– Понимаем, – Верка не скрывала своего огорчения. – Если бы разрешили Лилечке бросить сюда шоколадку, был бы у нас сейчас пуд шоколада.

– Быстрее! – приказал Зяблик, горстями выбрасывая наружу окурки. – Выгружай!

Даже для пяти пары рук работы было более чем достаточно, тем паче что тлеющая махорка обжигала пальцы, а дым ел глаза. Едва только волшебная чаша освободилась (под ногами теперь сияло и дымилось, словно ватага по примеру легендарных нестинаров собиралась плясать на углях), как Верка боязливо сунула в нее плитку прессованных орехов, на всякий случай освобожденную от обертки.

Ждать результатов пришлось недолго. Очертания чаши вдруг потускнели и утратили четкость. На мгновение она вновь стала роем мельтешащих искр, а затем исчезла бесследно. Ореховая плитка брякнулась на то, что в обычном мире называется землей или твердью, а тут было черт знает чем – некой невидимой, почти условной плоскостью.

– Испортили! – ахнула Лилечка. – Такую вещь испортили!

– Да тут ничего даже бомбой не испортишь, – успокоил ее Зяблик. – Все с хитрым расчетом задумано. И не такими мозгами, как наши.

– Одноразового действия аппарат, – многозначительно произнес Смыков. – Чтоб не обжирались зря. Надо следующего сеанса ждать.

– Вы уверены? – Лилечка оглянулась по сторонам. – Лева, это правда?

– Да, – Лева почесал затылок. – Скорее всего…

– А что мы туда положим завтра? Что-нибудь вкусненькое? – не унималась Лилечка.

– Не положим, а нальем, – строго сказала Верка, в последнее время взявшая на себя обязанности начпрода.

– Спиртяги? – воскликнул Зяблик. – Вот это дело!

– Простой воды нальем, – отрезала Верка. – У нас всего три фляги осталось. А там видно будет.

Ко сну отходили полуголодными, но окрыленными надеждой на скорое изобилие. Все уже засыпали, когда Зяблик поднял голову и замогильным голосом произнес:

– А ведь соврал этот жук навозный, что егерем назвался… Если здесь повсюду такие цветочки растут, то и патронов у его шоблы должно быть навалом…

Никто ничего ему не ответил, да Зяблик уже и сам храпел, как лошадь перед непогодой.

– Без костра мы тут скоро загнемся все к хренам собачьим! – клацая зубами, сказал наутро Зяблик.

– Было бы хоть одно поленце с собой, – мечтательно произнес Смыков, вместо шапки, утерянной еще в Нейтральной зоне, водрузивший себе на голову чалму из махрового полотенца. – Мы бы его размножали ежедневно.

– А жрали бы что? – буркнула Верка, покрасневшими руками ломая очередную плитку шоколада. – Угольки?