– Нет, по-моему, там речь шла немного о другом. О некоем пророчестве.

– Понятно. Я, собственно, к тому веду, что любой может заявиться сюда, назвать себя доктором, и тут же все сиделки начинают хихикать да улыбаться и чуть ли не по струнке вытягиваться – да, доктор, конечно, доктор… Глупышки! А если кто-то из пациенток говорит, что знать его не знает и в глаза не видывал, то ее начинают убеждать, что она просто забыла; мол, у нее с памятью плохо. Лично я ли́ца не забываю, – твердо добавила тетушка Ада. – Кстати, как твоя тетя Кэролайн? Давненько от нее ничего не было. Ты ее видел?

Томми несколько смущенно объяснил, что тетя Кэролайн уже пятнадцать лет как умерла. Тетушка Ада приняла это известие, не выказав ни малейших признаков печали. В конце концов, почившая доводилась ей не родной сестрой, а всего лишь двоюродной.

– Что-то все умирают, – не без удовольствия констатировала она. – Никакой выносливости. Вот в чем все дело. Слабое сердце, коронарный тромбоз, высокое давление, хронический бронхит, ревматоидный артрит, ну и все прочее… Немощный народ. Вот так врачи и зарабатывают. Пичкают таблетками да порошками. Желтые таблетки, розовые таблетки, зеленые таблетки, даже черные. Чего уж тут удивляться. Фу! Во времена моей бабушки только серой да патокой и пользовались. И хуже никому не становилось. Когда у тебя выбор – выздороветь или выпить серу и патоку, – ты каждый раз выбираешь первый вариант. – Она самодовольно кивнула. – Врачам доверять нельзя, ведь так? Особенно в профессиональных вопросах – насчет какого-нибудь нового лекарства. Говорят, здесь многих травят. Мол, докторам нужны сердца для пересадки. Сама-то я этому не верю. Мисс Паккард такого не потерпела бы.

Внизу мисс Паккард указала на комнату, дверь которой выходила в коридор.

– Извините за все это, миссис Бересфорд, – произнесла она слегка извиняющимся тоном, – но вы ведь знаете, каково оно, с пожилыми людьми. То им что-то нравится, то что-то не нравится – вобьют себе в голову, и хоть кол на этой голове потом теши.

– Непросто, должно быть, управлять таким заведением, – заметила Таппенс.

– Вообще-то, нет. Знаете, мне даже нравится. Я всех их люблю. Так бывает: вы проникаетесь симпатией к людям, о которых заботитесь. У каждой из них свои причуды, свои заморочки, но управляться с ними довольно просто, если знаешь как.

Таппенс подумала, что уж мисс Паккард наверняка из тех, кто знает.

– Эти старушки, они, право, как дети, – снисходительно заметила управляющая. – Только дети более логичны, поэтому с ними иногда труднее. Пожилые люди логики не придерживаются – им нужно говорить то, чему они хотят верить. И тогда они снова счастливы, пусть и ненадолго. У меня здесь очень хороший штат. Женщины терпеливые, добродушные и не слишком умные, потому что умные обычно нетерпеливы… Да, мисс Донован, в чем дело? – Она повернулась к молодой женщине в пенсне, торопливо спустившейся по лестнице.

– Это снова миссис Локкет. Говорит, что умирает и хочет немедленно вызвать доктора.

– Вот как, – невозмутимо отозвалась управляющая. – И отчего же она умирает на сей раз?

– Говорит, что во вчерашнем рагу были грибы, наверное, с плесенью, и она отравилась.

– Что-то новенькое, – сказала мисс Паккард. – Я, пожалуй, поднимусь и поговорю с нею. Извините, миссис Бересфорд, но мне придется вас покинуть. В той комнате у нас газеты и журналы.

– Обо мне не беспокойтесь, – заверила ее Таппенс.

Комната, на которую ей указали, выходила окнами в сад. Несколько больших, удобных кресел, на столах – вазы с цветами. На стене книжная полка – современные романы, книги о путешествиях и то, что можно было бы назвать неумирающей классикой, встрече с которой могли бы порадоваться многие здешние обитательницы. На столике – журналы.