Казалось, Антуан вот-вот взорвется от злости и раздражения.

– Джордж, выручай, – шепотом произнесла Ирен.

«Но я…» – хотел было сказать он, но Ирен вдруг резко начала хлопать в ладоши. Голоса стали затихать, и все взгляды устремились на их компанию.

– Уважаемые гости, – громко произнесла Ирен. – Нам очень жаль прощаться с герцогом, и я с трудом сдерживаю слезы, чтобы не утонуть в них. Прошу немного вашего внимания. Наш дорогой, любимейший гость из самой Англии хочет сказать пару слов об ушедшем. Джордж Марсо, прошу.

Все взгляды устремились на Джорджа. Если бы они только знали, что творилось у него внутри в этот момент. Его сердце то ли остановилось, то ли начало биться с такой бешеной скоростью, что нельзя было сосчитать количество ударов. Во рту пересохло. Тишина. Он ждал, что кто-то ее прервет, но никто не осмеливался. Даже музыканты перестали играть. Все смотрели на него. Кого они похоронили? Герцога? Но как его звали? Как говорить о человеке, которого он не знает?

Джордж хотел избавиться от видения и очнуться в пустом шато. Он зажмурился и ущипнул себя. Кто-то в зале прошептал:

Он сошел с ума.

Ирен шмыгнула прочь из зала; за ней, озираясь, последовал Антуан.

– Добрый вечер, господа… – Его голос прозвучал сухо и чуждо; он прочистил горло и попытался продолжить. – Сегодня… Да, сегодня мы прощаемся с герцогом. Кем он был для нас? Знаете, я долго размышлял об этом и пришел к выводу, что… в сущности, мы все не знаем, кем он был. Он был тенью. Фантомом, который ходил среди нас. Вы его видели? Я – нет.

Гости начали обмениваться недоуменными взглядами, но Джордж уже не мог остановиться.

– Да-да, герцог. Человек, который, как говорят, был среди нас, но… не был ли он просто отражением нас самих? В нем была… пустота, которую мы заполняли. Он был зеркалом, господа. И в этом зеркале мы все видели то, что хотели видеть.

Джордж резко поднял руку, словно подчеркивая свои слова, и зал замер в тревожной тишине.

– Кем он был для вас? Кем он был для меня? – Джордж рассмеялся, и этот смех прозвучал, как эхо. – Если бы я знал. Да, кто-то скажет: «Он был другом». Другом? Но разве можно дружить с ветром, с туманом? Это был герцог. Он был всем и ничем одновременно.

Он начал ходить взад-вперед, все глубже погружаясь в свой монолог.

– Сегодня мы хороним не просто человека. Мы хороним идею. Идею того, что можно что-то знать наверняка. Что можно увидеть суть. Но герцог… Он был слишком хитроумным. Он показал нам всем, что жизнь – это просто игра. – Джордж остановился и посмотрел на всех обезумевшими глазами. – И теперь мы все проиграли.

Гости начали переглядываться; некоторые даже тихо хихикнули от неловкости.

– Он был как пустота в центре шато. Как скрип пола под ногами, который вы не замечаете. Он был везде и нигде. А теперь его нет. Мы должны об этом скорбеть? Или… может быть, мы должны отпраздновать этот момент? Ведь признайтесь, господа, разве не легче, когда исчезает то, что вы не могли постичь? Разве не легче, когда уходит то, что всегда было иллюзией?

Джордж поднял бокал с вином; его рука дрожала.

– За иллюзии, господа! За миражи, которые мы все так отчаянно создаем! За пустоту, которая наконец-то нас покидает! За герцога, которого не было! И которого мы будем помнить, как самое прекрасное, чего никогда не существовало.

В зале царила звонкая тишина. Все смотрели на Джорджа. «О чем сейчас шла речь?» – этот вопрос читался на лицах многих собравшихся.

– Поднимем бокалы? – повторил Джордж.

Все неохотно послушались. Кто-то схватил его за руку и потащил прочь из зала. Когда уже этот сон закончится? Он оказался на улице вместе со старшей сестрой. Было уже свежо, вечер окутывал прохладой, а в воздухе летали комары. Из глубины сада доносилось тихое стрекотание сверчков, смешиваясь с редкими всплесками воды из мраморного фонтана, стоящего где-то в тени. Аромат влажной земли и цветущего жасмина окутывал и впитывался в кожу.