— Это была ужасная ошибка. Возможно, во мне взыграло любопытство, я никогда ни с кем не была, кроме моего мужа.
— И меня. — В мужском голосе, во взгляде серых глаз опять появилось какое-то непонятное напряжение.
— Ты меня изнасиловал!
Никакой реакции на мои обвинения. Только вызывающий оторопь взгляд. Иногда Валера Довженко выглядит странным.
— Вы казались мне вполне вменяемым мужчиной. Не знаю, что на вас нашло в тот момент и почему я позволила. Я не стала заявлять в полицию, хотя на то были основания. Но между нами больше ничего не может быть.
— Ира, хватит болтать! Я же сказал, раздевайся!
Хочется убить его, размозжить чем-нибудь тяжелым череп, четвертовать, разорвать на кусочки, зажать мужские причиндалы в тиски и медленно сдавливать, слушая его вопли!
— Валера, возьмите деньги и не воображайте о себе слишком много, — старалась говорить спокойно, не выпуская на свободу стаю эмоций, бушующих внутри. — Я ведь могу покаяться, рассказать все мужу, вдруг он меня простит, — а про себя подумала, что, скорее всего, мне снова придется упасть с лестницы. — Уверена, Сергею совсем не понравится, что начальник службы безопасности его фирмы шантажирует и грязно домогается его жену. Вы не боитесь потерять свое место?!
Он пристально смотрел в мое лицо, но как будто глядел сквозь меня. Интересно, Довженко понял, что я пыталась ему донести?..
— Вот, возьмите. Но это последняя сумма и последняя наша встреча. — Достала из сумки увесистый сверток и протянула Валере.
Губы Довженко презрительно скривились, словно я ему взятку предлагала, а не отдавала деньги, которые он вымогает с помощью шантажа. Однако, конверт взял, вытащил оттуда деньги и небрежно бросил их на диван. Они рассыпались веером по белоснежному белью, а Довженко медленно, гипнотизируя горящим взглядом, начал приближаться.
Отступила на несколько шагов назад, а потом вспомнила, что я больше не жертва и остановилась. Ожидала увидеть злость в глазах. Нет, ошиблась, мужское лицо казалось спокойным... даже равнодушным. А вот глаза... там адский кострище полыхал.
— Раздевайся, — последовал еще один, прошедшийся током по хребту, тихий хриплый приказ.
— Да пошел ты!
Мужские руки поднялись. Невольно зажмурила глаза и отшатнулась. Показалось, что Валера меня ударит. Нет… Послышался треск рвущейся материи. Ещё одна блузка разодрана в клочья. Стараясь не быть жертвой, попыталась отвесить ему пощечину. Перехватил руку, с силой сжал моё тонкое запястье, чувствительно, но не больно. Языки адского кострища в серых глазах начали лизать мои губы. От возмущения стало не хватать кислорода, дыхание с хрипом вырывалось из легких. Черт, да Валера наслаждается всем этим! Его, наверное, заводит мое сопротивление — вон какой бугор в штанах образовался, вон какие волны зверской похоти от него хлещут! Любая почувствует, каждая отреагирует!
Довженко обнял, точнее, схватил меня своими ручищами, приподнял мое тело над полом, протащил несколько шагов, бросил на разложенный диван и сразу же навалился сверху. Я в эпицентре пекла. Пуговица на брюках отлетела куда-то, безжалостно оторванная сильными пальцами. Мужские руки принялись стаскивать брюки с моих ног. Сколько же в нем силищи! Конечно — он ведь бывший мент, точнее, полицейский. Но я не буду больше жертвой. Изловчилась, ударила Довженко кулаком по лицу, совсем не по-женски, крепко так припечатала. И в ответ получила пощёчину. Не сильную, но она отбила желание сопротивляться дальше... Впрочем, меня еще не так били, кровью харкала. Хорошо, что Митька этого не видел.