В помещении плавали клубы табачного дыма настолько густые, что глаза заслезились. Стоял неумолкаемый деловой шум, слышались пьяные голоса, смех. Кто-то играл за столами в шашки, а вокруг толпились болельщики, бурно выражая свое мнение об игре и вслух обсуждая варианты ходов. Естественно, на наиболее удачные подсказки игроки обиженно возмущались. Где-то звенели стаканы. Кто-то просто в компании чего-то обсуждали. Хотя, чего гадать? Завершающийся чемпионат СССР по хоккею. Тут все болельщики.

Выглядев Горбатова в одной из компаний, я подошел и, потянув его за рукав, начал быстро говорить:

– Дядя Леша! Простите, не знаю вашего отчества. Можно Вас на минуточку?

Удивленно посмотрев на нас с Серегой, стоящим у меня за спиной, мужики озадаченно замолчали. Выйдя в коридор я и, стараясь быть убедительным, изложил свою просьбу Горбатову. Озадаченное выражение его лица сменилось на снисходительно-ироничное.

– Да зови, как звал, племянничек, – насмешливо протянул он и предсказуемо спросил: – А зачем вам? – с хитринкой, за очками прищурив глаза.

«Уф! Сразу не отказал!» – перевел дух и выдал заранее подготовленную легенду:

– В школе у нас ведется секция под общим контролем Геннадия Михайловича. В Восточном поселке есть парень после армии, готовый на общественных началах позаниматься с нами боксом и сам форму хочет поддерживать. Раньше он занимался где-то боксом. Перворазрядник. Если необходимо, можем из школы запрос на боксерский инвентарь подготовить.

Немного привирая, я ничем не рисковал. Завод шефствует над школой, Михалыч в курсе моей затеи, а мифический тренер-общественник может и «передумать».

Глядя на хитро задумавшегося дядю Лешу, разглядываю его. В прежней памяти мне он казался старше. Среднего роста поджарый мужичок, лет пятидесяти или больше, одетый в потрепанный пиджачок и не свежую рубашку. Морщинистое лицо, с претензией на интеллигентность (из-за очков?). Он в спортзале был за всех – директором, снабженцем, кладовщиком, бухгалтером и обслуживающим персоналом. Летом ухаживал за футбольным полем (сеял и косил траву, делал разметку, красил ворота) и стадионом. Зимой заливал, наносил разметку и чистил снег на хоккейном корте.

Наконец он принял какое-то решение:

– Ты смотри, какая смена растет? – улыбнулся открыто, – Старенькие груши, лапу и перчатки я найду, где-то были. Приобрели в свое время для заводчан, но с боксом не сложилось. Передать на баланс школы не смогу официально из-за финансовых заморочек, – изобразил огорчение, – но вы ребята мне симпатичны, я вас знаю, – слукавил. – Я всегда готов поддержать стремление молодежи к спорту, – опять задумался, хитро поглядывая на меня и закончил:

– Передать не могу, а вот продать…? Рублей за семьдесят? – открыто с насмешкой разглядывал наши озадаченные лица. – Ладно, за сорок, – скинул.

И тут же начал убеждать:

– Инвентарь старый, но пригодный и еще послужит. Мог бы ринг предложить, но он может уже и подгнил, ремонта требует, да вам, наверное, и не к чему пока. Могу еще боксерки посмотреть? – выжидающе замолчал.

– Мы на соревнования не собираемся, только для себя, – задумчиво протянул я. – Надо с ребятами посоветоваться. Скорее всего, купим груши, перчатки и лапу.

– Ну, вот и договорились. На следующей неделе буду разбирать склад, достану, тогда и приходите, – поворачиваясь к двери, довольно улыбается он и, обернувшись на нас, хмыкнул.

«Вот ведь жук! Наверняка все это давно списано – лень выбрасывать или для подобных случаев. Сейчас радуется, небось – развел малолеток. Тут он не угадал!» – размышляю по дороге к ребятам.