Ступаю на лёд, и тоска ложится на плечи с такой силой, что сдавливает грудную клетку. Я слишком скучаю.

– Два на два, – предлагает Рэн, положив шайбу в центр.

– Других вариантов нет, – улыбаясь уголками губ, Джон стучит клюшкой по льду.

– Никто не охраняет ворота, иначе хрень, а не игра, – добавляет Ной.

– Согласен, – киваю я.

Ной и Джон занимают позиции, тем же занимаюсь я и Рэн. Но мы дружно переглядываемся между собой, молчаливо обращаясь друг к другу, когда осознаем, что кто-то должен дать сигнал для старта. И это происходит. Каждый из нас резко выпрямляется и смотрит в разные стороны, чтобы найти источник звука. Глаза заостряются на человеке, который ещё несколько дней назад считался и моим тренером тоже.

– Ждёте, что я по голове поглажу и поцелую в лобик? – твёрдым тоном интересуется мужчина.

Краем глаза смотрю на Рэна, который едва заметно пожимает плечами и возвращается в положение нападения. Я же в полном замешательстве, что ещё не изгнан вон со льда.

– Позиции, – требует мужчина.

Не решаюсь идти против его слова и склоняюсь ниже. Ной кивает, а Джон шевелит губами:

– Шанс?

Мне бы хотелось, чтобы это было именно так. Новый свист эхом разлетается по пустой арене, и мы бросаемся к шайбе, пытаясь обыграть друг друга, но, конечно, помня, что находимся в команде двое на двое.

Кто бы мог подумать, что три дня способны очень сильно повлиять на физические способности. Изо дня в день, я уделял хоккею время. Неважно, тренировке на льду или в зале. Одно не мешает другому, лишь помогает. Но эти три дня выбили меня из колеи и сейчас напоминают о том, что я попусту терял время. Так или иначе, стискиваю зубы и выкладываюсь. Плевать, даже если зря, в городе не одна команда и не одно учебное заведение, которое позволяет заниматься и быть в команде. Конечно, хотелось бы играть за свой университет, но сейчас это не так важно.

Новые сбрасывания и новые сигналы. В таком ритме проходят два часа, выжимая силы каждого. Нас всего лишь четверо, но по всем ощущениям целая команда. Тренер не знает пощады. Скорей, для него это словно под скрытым шифром, который невозможно разгадать. Я думал о простой тренировке в виде игры, а вышло то, что снова несусь по кругу ада. И, вероятно, я мазохист, если принимаю его с такой радостью. Я не звонил родителям, не звонил бывшему тренеру, держа прискорбные новости внутри. Худшее – разочаровать не кого-то, а самого себя. Именно разочарование сопровождает меня. И особенно сейчас. Я знал, что тренер не принимает нытьё и просьбы вернуться, некоторые уже это сделали и просили шанс. Никто из них так и не вернулся. Это бессмысленно. Я разочаровал себя не тем, что не поступил также. Я разочаровал самого себя тем, что сложил руки и терял время, когда мог пойти в любое другое заведение. Я не пытался, и от этого паршиво.

Последний свисток, который завершает игру. К удивлению, тренер не уходит. Он окидывает пристальным взглядом каждого из нас, но останавливается на мне.

– Картер, ты уже не в команде. Почему я вижу тебя тут?

– Потому что имею право тут кататься. Я учусь тут.

– С членами команды? – парирует он, выгибая бровь.

– Сейчас они – мои друзья, а не товарищи по команде. Кто-то запрещает играть с друзьями?

Вероятно, не веря тому, что слышит и моей прямолинейности, тренер делает паузу и прищуривает глаза.

– Не запрещает, – соглашается он, после чего разворачивается и направляется к выходу.

На этот раз провожаю его спокойно, без горечи в горле. Я больше не злюсь на Картера. Отец всегда говорил, что, когда закрывается одна дверь, открывается другая. Видимо, самое время открыть новую.