– Когда хоть концерт? – спросил я у бьющего копытами Логинова.

– Двадцать пятого, – с надеждой умоляюще взглянул он.

– У нас же Последний звонок в этот день! – удивился я.

– Ну и что? – удивился в ответ, – это же сам Элтон Джон! – пояснил, как неразумному, будто Последние звонки бывают чаще.

– Нет не пойду, – решительно заявил, – и билет не смогу достать, – обломал его надежды.

«Вот же фанат!» – задумчиво гляжу вслед разочарованному однокласснику. Все должно иметь пределы, даже любовь к музыке. Мне важнее Последний звонок. Валерка часто ребятам рассказывал новости из жизни эстрады, безбожно привирая, так как крутился среди таких же меломанов. Иногда он приносил в школу музыкальные журналы, пленки и «пласты» с дефицитными записями популярных песен звезд или групп и втихаря приторговывал ими.

– А я бы хотела сходить на Элтона Джона, – неожиданно призналась Наташка за обедом в столовой.

– Вместо Последнего звонка? – иронично поинтересовался, и одноклассница запнулась.

Она знала, что я имею связи где-то наверху или догадывалась. Как-то я достал через Ксенофонтова ей с мамой билеты на Сенчину и Толкунову, а ребята, вероятно об этом узнали. Поэтому Валерка и обратился ко мне.

Задумался и чуть не прослушал следующий вопрос Наташки:

– Тебе Элтон Джон тоже не нравится?

– Нет. Почему мне должны нравиться альтернативно одаренные и заднеприводные? – ответил, увлеченно расправляясь с котлетой.

– Что это значит? – вскинулась заинтересованно.

– Такие, как он у нас в Катькином садике тусуются, – ляпнул, не подумав и вдруг заметил, что Наташка стремительно краснеет.

Все ленинградцы знали, что на площади Островского в сквере перед Ленинградским академическим театром драмы им. А. С. Пушкина, где возвышался памятник Екатерине Великой тусуются геи и лесбиянки.

Редчайший случай видеть подругу смущенной, а на покрасневшей коже вдруг проступили веснушки.

– Наташка! – ахнул я, – у тебя же веснушки, и ты скрывала такую прелесть!

– Ну тебя! – смутилась она еще больше и отвернулась.

– Только сейчас заметил? Что только не делаю, а они…, – пожаловалась.

– Не переживай так, эти милые веснушки тебе к лицу, создают неповторимость и придают некий шарм, – попытался успокоить.

На уроке физики она вновь пристала ко мне.

– Откуда ты знаешь, что Элтон Джон из этих…, альтернативных? – спросила, наклонившись к столу и хихикнула.

Понял, что проговорился, так как действительно сейчас певец не афишировал свои склонности.

– Не помню, – буркнул сквозь зубы, – читал или слышал где-то.

– А его творчество тоже не нравится? – не отставала она. – Его весь мир признал, как великого музыканта.

Я вздохнул – вот неугомонная.

– Послушай его песни – ни одна в памяти не останется, как, например, у АББЫ и голос не отличается диапазоном, как у Антонова, но у того хоть песни мелодичные – все поют.

– Соловьев! Вы на перемене не наговорились? – послышался голос учительницы от доски.

– Извините, – ответил досадуя.

Наташка затихла, а я стал слушать, что вещает физичка. Большинства выпускных экзаменов я не опасался. За учебный год я подтянул свою успеваемость и законно числился в лидерах класса. Вызывала сомнение только неорганическая химия, английский и русский язык в сочинении, так как способен был допустить глупые ошибки в орфографии. «А по-английски я могу уже уверенно молчать», – шучу про себя.

Сегодня у меня тренировка по боксу. За прошедшее время я, конечно, чемпионом Ленинграда в своем весе не стал, да и не было возможности. Меня еще в начале зимы тренер перевел из подготовительной группы в группу перспективных, где занимались уже опытные боксеры, разрядники и участники соревнований.