– Скажи, что мы в расчёте и я тебе ничего не должен.

Не знаю почему, но мне казалось это важным. Это как с джинами, если не сформулировать все четко, то потом огребешь. Интересно, а снял ли в моем мире кто-нибудь кино, где джин нарывается на прожженного адвоката в качестве хозяина лампы? Тот бы наверняка оставил джина и без лампы, и без штанов, да еще и содрал бы с него три шкуры, да так, что джин бы и его детям пару желаний остался должен.

Посива долго и недовольно на меня смотрела, а затем произнесла:

– Согласна, что разговор оплачен сполна. Ты мне ничего не должен.

Произнесла и став серым туманом исчезла в своем мире.

Я отдышался от накатившего с чего-то волнения и вышел из сферы.

Вокруг все было по-прежнему.

Роман был со своими людьми. Те стояли неподалеку и слушали то, о чем говорил подполковник.

Я ушел в сферу как раз тогда, когда он подошел к ребятам и стал им о чем-то рассказывать.

Пошевелившись, я привлек внимание Романа. Он обернулся и кивнул мне. Вдруг его взгляд застыл. Он всматривался во что-то за моей спиной. Это как в отвратительном фильме, оглянуться или нет. Оглянешься, а там никого. Но я доверял Роману и не думал, что он решил меня разыграть. Так что я просто обернулся и уставился на конный отряд, выехавший из зарослей деревьев на польской стороне.

Отряд конников выехал из-под ветвей деревьев на чистое пространство. Остановились, словно давая понять, что не собираются нападать, давая нам их хорошенько рассмотреть.

С такого расстояния это мог сделать разве что я, но конные стояли и чего-то ждали. Может быть, пока мы их сосчитаем и поймем, что с этим делать? Не знаю. Но через какое-то время, как только мы с Романом направились в сторону границы, отряд медленным шагом направился нам на встречу.

Мы встретились примерно посередине, где-то здесь должна была проходить воображаемая черта, разделяющая два государства. Та, которую Стрибог завещал охранять своим внукам.

Издалека мне показалось, что обвешанные броней кони идут бодро, а металлические пластины на их боках искрятся на солнце, но чем ближе подходили мы к конникам, тем больше становилось понятно их плачевное состояние.

Огромные вмятины на броне, серая сталь, перепачканная черной и красной кровью, понурые усталые морды лошадей и точно такие же лица наездников. Перебитые и перевязанные руки многих ездоков безвольно свисали вдоль боков лошадей, едва переставляющих копыта.

Мне вдруг показалось, что это отряд призраков, вышедший из сражения и двигающийся куда глаза глядят. Что вот сейчас они достигнут границы, и не замечая ни нас, ни чего бы то ни было вокруг просто продолжат свой путь, пройдут насквозь и скроются на другой стороне просеки.

Я даже приготовился к тому, что сейчас сквозь меня пройдет призрак, но впереди идущая лошадь встала, повинуюсь едва слышной команде хозяина. Замерла в метре от меня.

Всадник, тяжело приподнялся в седле, перекинул ногу, закованную в латные поножи, и грузно спрыгнул на землю. Едва устоял на ногах, но удержался, тихо, почти про себя, пробурчав что-то на польском.

Я стоял и ждал его. Говорить первым я не собирался. К тому же, это они пришли к нам, так что пусть уж изложат свое дело.

– Здравия вам, господа, – поздоровался на русском слезший с коня человек. – Меня зовут Климек Новак, я капитан отряда, – человек качнул головой, указывая на стоящих за его спиной конников.

– Приветствую, Климек, – ответил я. – Никита, так меня зовут.

– Кто у вас главный? – спросил Климек. – Я бы хотел с ним поговорить.

– Ты уже говоришь. В чем дело?