Тернист путь и индийских ученых. Вот у нас на глазах борется молодой ученый Бхош Сен, биолог, ученик Джагадиса Бхоша[78]. Он открыл свою лабораторию имени Вивекананды[79]. В его тихом домике над лабораторией помещается комната, посвященная реликвиям Рамакришны[80], Вивекананды и других учителей этой группы. Сам Бхош Сен – ученик близкого ученика Вивекананды – несет в жизнь принципы Вивекананды, бесстрашно звавшего к действию и познанию. В этой верхней светелке Бхош Сен собирается с мыслями, окруженный вещами, принадлежавшими его любимым учителям. Запомнился ярко портрет Рамакришны и его жены. Оба лица поражают своею чистотой и устремленностью. Мы посидели в полном молчании у этого памятного очага. Привет!

Тут же (в Калькутте), недалеко за городом, – два памятника Рамакришне. На одном берегу – Дакшинисвар, храм, где долго жил Рама– кришна. Почти напротив, через ре– ку, – миссия Рамакришны, усыпаль-ница самого учителя, его жены, Виве– кананды и собрание многих памятных вещей. Вивекананда мечтал, чтобы здесь был индийский университет. Вивекананда заботился об этом месте. Там много тишины, и с трудом сознаете себя так близко от Калькутты со всеми ее ужасами базаров и «колониальной цивилизации».

Встретили сестру Кристину, почти единственную оставшуюся в живых ученицу Вивекананды. Ее полезная работа была прервана войною, а затем английское правительство не пускало ее вернуться в Индию ввиду ее отдаленного немецкого происхождения, хотя она и американская гражданка. И вот после долгого ряда лет сестра Кристина снова приехала на старое пепелище. Люди изменились, сознание занято местными проблемами, и нелегко сестре Кристине найти контакт с новыми волнами индийской жизни. Бхош Сен понимает и ценит ее лично, работавшую с сестрой Ниведитой под руководством Вивекананды. В памятный день Рамакришны собирается до полумиллиона его почитателей.

После самого чистого – к самому ужасному. В особых кварталах Бомбея за решетками сидят женщины-проститутки. В этом живом товаре, прижавшемся к решеткам, в этих тянущихся руках, в этих выкриках заключен весь ужас современности. И индус-садху[81], с зажженными курениями в руках, медленно проходит этим ужасным местом, пытаясь очистить его… Калькутта, так же как Бомбей и Мадрас, как и все портовые города, оскорбляет лучшие чувства. Здесь гибнет народное сознание.

Когда мы входили в Чартеред-банк, навстречу из дверей вышла священная корова. И это сочетание банка со священной коровой было так поражающе нелепо.

Огорчило нас «Модерн Ревью»[82]. Мы хотели установить связи с Америкой, но редактор сказал: «Мы интересуемся только тем, что касается самой Индии». При такой национализации кругозора трудно развиваться и эволюционировать.

Много национальной узости, с одной стороны, и много запутанности и подозрительности – с другой. От этого тухнет пламя искания и смелости. Хотел я зайти в редакцию газеты. Друг остановил меня: «Вас не должны там видеть, могут возникнуть подозрения». И так трудно лучшим людям Индии. Книга по изучению древних религий, присланная нам из Америки, была принята за мятежную литературу. «American Express»[83] имел много переписки, прежде чем смог доставить нам посылку. А оттиски статьи Юрия и совсем не дошли из Парижа.

Рычат тигры в Джайпуре[84]. Махараджа запрещает стрелять их. Пусть лучше пожирают его подданных, но его светлость должна иметь безопасную забаву – стрельбу тигров из павильона на спине слона. В Голта-Пасс[85] сражаются два племени обезьян. Проводник устраивает этот бой за самую сходную плату. Теперь все битвы могут быть устроены очень дешево.