Наклонившись к лежащему, я попыталась его перевернуть лицом вверх, но с ужасом увидела кровоточащую рану на его голове.

– Послушай, ты это… Ты случайно ласты не склеил? Тебе больно? Ну скажи хоть что-нибудь. Ты что молчишь?

Пётр Степаныч молчал и не двигался.

– Эй, подъём! – Я принялась трясти его за плечи и перевернула с живота на спину.

– Я сейчас тебя перевяжу. Ты только подай хоть какие-нибудь признаки жизни…

Но он не отвечал. И не мог этого сделать, потому что у него полностью отсутствовал пульс. Пётр Степаныч был мёртв. Уронив безвольную мягкую руку на пол, я закричала от ужаса, но тут же зажала рот потной ладонью.

– Ой, мамочки, что ж теперь будет-то?

Я не обращала внимания на кровь на своём лице. Это было сейчас неважно. Меня сковал ужас. Я чувствовала, как по моим щекам текут слёзы.

– Хорошо же ты меня приняла, Москва. Спасибо тебе! Значит, так ты поступаешь с ненужными и неугодными тебе людьми? Понятно… Кого отправляешь обратно на малую родину, а кого прячешь за решётку. Видно, правду говорят, что души в тебе ни на грош не осталось. Что я тебе плохого-то сделала? Что? В тюрьму захотела меня упрятать? Да ничего у тебя не получится, я так просто не сдамся! Я не собираюсь ломать свою судьбу из-за какого-то сексуального маньяка. Не на ту напала!

Запустив руку в карман пиджака, висящего на спинке старенького стула, я извлекла ключ и бросилась к двери. Мне повезло: ключ подошёл, и я оказалась свободна. Добежав до конца коридора, я остановилась, чтобы прислушаться: нет ли кого в квартире, и убедившись, что она пуста, сморщилась от стоящей в коридоре невыносимой вони и заскочила в ванную. Мне стало страшно, когда я увидела в зеркале своё лицо… Тело также представляло одну сплошную кровоточащую рану.

– Бог мой…

Недолго думая, я принялась умываться холодной водой и, морщась от жуткой боли, промокать мокрым полотенцем раны на теле.

– Вот это я попала!.. Вот это я влипла!.. – причитала я. – Стоило ли ехать в Москву для того, чтобы стать убийцей? Такое может случиться только со мной…

Быстро смыв кровь, я вернулась в комнату, где лежал труп, и в спешном порядке принялась думать, что же мне делать? Я вновь полезла в карман пиджака для того, чтобы найти там документы, принадлежащие умершему. Но никаких документов не было. Ни в пиджаке, ни в карманах валявшихся на полу брюк. Странно… Я тут же вспомнила, что Пётр Степаныч обиделся на меня за то, что я сказала, будто он аферист, и полез в карман пиджака за документами. В тот момент, когда он запустил руку в карман, к нам подошёл молодой человек, который рассказал о своей не прошедшей первый тур племяннице. Мужчины принялись обсуждать это. Больше вопрос о документах не возникал.

И всё же, если мужчина искал документы, значит, он думал, что взял их с собой. Но ничего нет. Интуиция подсказала мне, что все это липа. Никаких документов в кармане не было и в помине. Я подошла к стоящему рядом с кроватью комоду и принялась выдвигать ящики в поисках бумаг. Мне надо было точно знать, кого же я лишила жизни. Неужели, действительно, преподавателя, заведующего кафедрой института? О, господи…

Поиски оказались напрасными. Вытерев слёзы, я посмотрела на часы и, опомнившись, поняла, что пора смываться. В любой момент могут вернуться соседи. Случайно открыв крышку стоящей в серванте керамической супницы, я увидела доллары и дрожащими руками принялась их пересчитывать. Ровно две тысячи долларов. От этой суммы у меня потемнело в глазах и пересохло во рту.

– Бог мой, я таких денег и в руках-то никогда не держала. Две тысячи долларов… Две тысячи! Я и подумать не могла, что такие деньги свалятся на меня прямо с неба. И вот они у меня в руках. Но какой ценой? Каким образом?