– Это же всё заметно даже слушателю, которому разговор вообще до лампочки, а если этот дуралей поверил, что им заинтересовались, то должен каждое своё слово взвешивать. Просто незачем было врать, вообще рот открывать не стоило – всё и так в руки идёт! Наверняка в его мечтах не только она угощала его колбасой, но и он от души потчевал её… Придурок так и не понял, что на нём испытывали силу женских чар перед столичным вояжем.

Сергей сплюнул в сторону:

– А сейчас он ментам будет впаривать о том, кто он такой есть. И ведь лепит, что он минимум какой-нибудь помощник депутата. А как в торец не прописать такому помощнику депутата из плацкарта?

– Это уж известно, сам бог велел. Так что и тут лучше бы молчал – отделался бы только пустыми карманами. Но вообще-то женщина эта разочарованная и менты разражённые – ещё ладно. Свинство, но ладно. Если этот Лёня только окружающим врёт, а вот если он сам себе такую пургу метёт и в неё верит, тогда, считай, что всё: конченый он человек и несчастнее его на свете нет.

– И где он такой дичи про евреев набрался?

– Наверное, в армии или у телевизора – когда он молод был, там разные выступали. Нассали парню в уши в молодые годы, а он эту веру свято пронёс сквозь года, – бородач в тельняшке захлебнулся каким-то нутряным натужным кашлем. С облегчением сплюнув, отдышавшись, он как будто на излёте заговорил:

– Знаешь, врать другим – ещё куда ни шло, потому что рано или поздно эти другие поймут, что к чему, отвернутся и уйдут. Но уйдут уже наученные лапшу с ушей снимать, опыт полезный получат. А если врать себе, то ты останешься один на один с обманутым самим собой, а от себя не уйдёшь и придётся вопрос решать кардинально. Если самому себе лжёшь и свою же ложь принимаешь, то до того доходишь, что никакой правды не различаешь ни в себе, ни в других. Поэтому перестаёшь себя и других уважать, не ценишь никого, не любишь, а без любви сам не замечаешь, как до полного скотства доходишь. Никогда себе не ври. Не забывай об этом, пожалуйста.

«Вещий» докурил и пошёл обратно к вагону. Уже подойдя к подножке и взявшись за поручень, он сказал, резко обернувшись назад и глядя Сергею куда-то выше глаз, в район лба:

– А переплёт моей книги из ледерина сделан. Ну, так. Вдруг тебе интересно.

20.09.201… года. Москва.

Потолкавшись в очереди освобождавших плацкартный вагон пассажиров, Сергей оказался на платформе Ярославского вокзала. Сам не заметил, как это произошло – платформа была вровень с дверями поезда, не такой, как в Кирове, где нужно было, придерживая поручень, смело ринуться вниз. Тут было проще – нужно просто сделать шаг и перед тобой…

Москва! Как много это слово значит для каждого не-москвича, впервые прибывшего в столицу: в нём былинное великодушие, и державная благодать, и государственное величие, и раскинувшееся широкой, спокойной рекой тихое могущество. Здесь вся национальная широта души и горний полёт снисходительной непоколебимости – и всё это в одном, таком дорогом для сердца каждого слове. Первым слогом которого будто вбираешь в себя, пробуешь, и, ощутив всю терпкую медвяность вкуса, в благодарном восхищении открываешь рот: «Мос-ква».

В самом воздухе этого города ощущается какая-то обволакивающая душу свобода, душеспасительная лёгкость и духотворная магия. Рюкзак за спиною кажется каким-то совершенно невесомым, будто и нету его вовсе. Есть только высокое голубое небо, а под ним добрая мощь широких проспектов, которые непрерывным и нескончаемым строгим потоком незыблемо верно движутся куда-то вдаль во имя всего самого хорошего. Спешащие же среди фонарей и светофоров осмысленно-беспорядочные пешеходы – это шумный камыш и беспокойная осока у подножья холмов торговых центров, особняков и церквей, которые сами лишь подлесок для храмов, башен и небоскрёбов, увидеть вершины которых можно только если навзничь закидывать голову. Сергей почувствовал себя неуютно, ему захотелось поскорее стать частью всего этого: хоть ряской малозначной над омутом, хоть ракитовым кустом над стремниной, а хоть бы и ивой по-над берегом крутым. Даже спящий под памятником Ленину бродяга, вид которого в Кирове порядком бы смутил и озадачил Сергея, тут казался вполне органичной болотной кочкой, которая живёт по писанным самой для себя законам, и никто ей не указ.