Тяжело выдохнув, я развернулась и подошла к окну. Погода сегодня была на редкость мерзкой: все было серым, лишенным жизни и нерадостным. А сейчас еще и этот противный дождь лился как бесконечные слезы…

Сквозь мокрое стекло, по которому бежали ручейки, я смотрела на парочку. Парень и девушка прятались от ливня под козырьком остановки. Они так мило щебетали, как будто в мире существует любовь.

— Вы говорите, что нужно довериться. Я однажды сделала это. И к чему это меня привело? А ведь тогда у меня тоже было много цветов, подарков. Я думала, что это любовь. И когда меня откачивали после попытки покончить с собой, я продолжала ему доверять. Думала, Леша просто не разобрался в себе, сглупил из-за какой-то дурацкой ссоры. Я даже и не вспомню, что это был за пустяк, от которого он пришел в ярость. Я думала, что Леша любит меня. Но это не так, Дмитрий. Это не так, — добавила я шепотом.

— Все проходят через это. Всех бросают, Елена. Нет формулы успеха, когда человек рождается и до самой кончины все у него идет как по маслу. Вы даже в книгах такое навряд ли встретите, везде есть ухабы. Мы все набиваем шишки и набираемся опыта. Это жизнь. Она вот такая.

Я почувствовала горячую ладонь на своем плече, Дмитрий развернул меня к себе. Взяв за руку, он вернул меня в кресло и сел напротив.

— Не всех бросают, — стараясь говорить бодрее, я взглянула в его глаза. — Я любила Лешу. А он сказал после первого секса, что я ему не нужна. Вот так, глядя в мои глаза и сидя напротив. И даже расстояние между нами было примерно таким же, как между мной и вами. Я навсегда запомню, как его губы застыли в ухмылке, а после этого я услышала: «Я никогда не любил тебя, дура». И после этого вы хотите, чтобы я верила в отношения? Зачем мне это? Я устала пытаться. Вы же видите, все мимо. Я только обжигаюсь и все. Ка-аждый р-раз!

— У Алексея была цель — ваша девственность. Он ее достиг. Таких мужчин много. Они устраивают охоту на невинность. Кто-то для того, чтобы потешить самолюбие, кто-то на спор. Напомните, что делают люди, когда приходят к своей цели? Правильно, Елена, они ставят перед собой новую цель. А потом опять новую, и снова новую.

— Вы правы, я спорить не буду. И таких целей у него действительно была уйма. Но выяснила я это потом. Вот только мои провалы на этом не закончились. Давайте сменим тему, а то еще немного и, чувствую, вы возьмете свой блокнотик.

— Как скажете… Какие отношения у вас сейчас с отцом?

Ну, да… О чем же еще он мог спросить…

— Что ж, у нас есть: деспот, его силиконовая баба, которую я по его мнению обязана называть мамой и непослушная дочь. Вам это о чем-нибудь говорит?..

— Стабильность.

— О, да! Разве это не прекрасно?

Через полчаса я спустилась вниз. Мне хотелось пореветь от души, но сегодня водителем была не я, а Рома. Папа настоял, чтобы я поехала с ним. И, как бы мне не хотелось поплакать после мозговыверта от Васильева, такого при чужом человеке я не могла себе позволить.

Первое правило Елены Михайловны гласило: плакать только наедине с собой. Свидетелей должно быть немного. День, когда я ревела после того, как Света попала в клинику — исключение. Пожалуй, единственное.

Выйдя из здания на улицу, я свернула в соседнюю дверь, ведущую в очередное столичное и шибко пафосное кафе. Взяв себе мокко с огромной шапкой из взбитых сливок, чтобы подсластить говеное настроение, я отправилась искать Рому и папин приметный «мерс».

Зонт то и дело сносило ветром, дождь не планировал прекращаться, но у меня был ароматный кофе. И это было огромной приятностью. Между прочим, первой и единственной за этот день.