Кроме того, его не оставляло ощущение, что за ними постоянно наблюдают. Маршалл не знал, сколько из его спутников ощущают то же самое, потому что стеснялся подобных мыслей и не делился ими ни с кем. Но он готов был поклясться, что последние три ночи некоторые из путешественников украдкой ходили вокруг лагеря и пытались забраться за отвалы породы или в кусты, чтобы спрятаться в темноте. И даже днем ему казалось, что они находятся под постоянным наблюдением и все их передвижения контролируются. И это были не индейцы или другие местные дикари, и не странники, тоже направляющиеся на запад, а кто-то… что-то другое.

«Что-то» казалось Джеймсу наиболее правильным описанием, потому что в голове у него поселилась абсурдная идея, будто равнину населяли нечеловеческие существа. Он сам не мог сказать, что имеет в виду, хотя времени на размышления у него было более чем достаточно, – и тем не менее, с какой стороны ни посмотри на ситуацию, он не мог согласиться с тем, что за ними наблюдают люди из плоти и крови.

Но наблюдатели были.

Маршалл это знал.

И все-таки они энергично продолжали свой путь.

Бобы и галеты…

Путешественники никак не ожидали, что им придется столкнуться с таким длительным отсутствием дичи и воды. Вяленое мясо стало деликатесом, а воду приходилось жестко экономить. Запасы катастрофически таяли, особенно в больших семьях, и если им вскоре не удастся их пополнить, то придется начать забивать скот, что для большинства из них означает разорение, потому что деньги, до последнего цента, были вложены в этот скот.

А тут еще недостаток воды…

Они как раз проходили между отвалами почвы и вдруг увидели между двумя возвышениями пруд. Естественно, что он был маленький и грязный, но это была вода, и, судя по кружащимся над ней жучкам, свежая. В это время Маршалл как раз ехал во главе обоза и оказался одним из первых, кто увидел пруд. Послеобеденное солнце отражалось от его покрытой рябью поверхности, и на пологом берегу пруда танцевали тени. Взволнованный, Маршалл остановил свою кобылу, но, увидев, что обоз не собирается останавливаться, подъехал к руководителю обоза.

– Юрайя! – крикнул он.

Руководитель обоза медленно повернулся.

– Куда ты летишь? Ведь это вода. Свежая вода.

– Нет, – ответил Колдвелл ровным голосом. Его тон был твердым и почти злым, и было ясно, что он не потерпит никаких возражений.

– Лошадям нужна вода. И скоту тоже. Да и нам она тоже не помешает, черт возьми.

– Нет, – повторил Колдвелл. Когда он посмотрел на Маршалла, в его взгляде светилось нечто похожее на ненависть. Или страх.

Маршалл посмотрел на других всадников. Почему никто из них не спорит, не защищает свои права?

– Эта вода проклята, – заявил Морган Джеймс, отвечая на его невысказанный вопрос.

Все это становилось нелепым. Независимо от того, насколько странной казалась равнина, перед ними было углубление с водой, которая могла освежить лошадей и остальной идущий с ними скот. По его мнению, проехать мимо было большим грехом, так что Маршалл решил не поддаваться предрассудкам, которые, казалось, охватили всех остальных.

– Я напою своих животных! – громко объявил он, чтобы все услышали.

Натянув поводья, Джеймс развернул кобылу и подъехал к своим вьючным лошадям. Джордж Джонсон с тоской глянул на пруд и кивнул в знак своей поддержки, но остальные вели себя так, будто ничего не слышали, и продолжили движение, даже не замедлив ход. Эмили Смит, набожная мегера, даже отвернулась от Маршалла и прикрыла глаза своего маленького сына, чтобы тот не увидел, как Джеймс слезает с лошади и ведет своих животных на водопой.