За столиком с вмонтированным экраном трое юношей разглядывали трехмерные эскизы дешевого жилья нового типа, легко внедряемого в развивающихся странах.

Энни за руку потащила Мэй к выходу.

– А теперь в Охряную библиотеку. Слыхала о такой?

Мэй не слыхала, но признаваться не захотела.

Энни глянула на нее заговорщицки:

– Тебе туда не полагается, но я считаю – надо.

Они вошли в лифт – сплошь плексиглас и неон – и взлетели над атриумом, в пути обозрев нутро стеклянных офисов на пяти этажах.

– Я не понимаю, как такие вещи могут приносить прибыль, – сказала Мэй.

– Да блин, я тоже не понимаю. Но тут ведь не только в деньгах дело – сама же видишь. Доходов хватает, чтоб финансировать хобби сообщества. Вот эти парни, у которых экологичное жилье, – они программисты, но двое учились на архитекторов. Ну, написали заявку, а Волхвы влюбились в нее по уши. Особенно Бейли. Он это обожает – чтоб любознательность молодых талантов резвилась на травке. И библиотека у него – ты рехнешься. Приехали.

Они вышли из лифта в длинный коридор – все отделано темной вишней и орехом, череда компактных люстр сочится мягким янтарным светом.

– Старая школа, – заметила Мэй.

– Ну ты же знаешь про Бейли, да? Обожает древности. Красное дерево, латунь, витражи. Такая вот эстетика. В кампусе его вкусы мало кто разделяет, но здесь он разгулялся. Ты глянь сюда.

Энни остановилась у большого полотна – портрета Трех Волхвов:

– Жуть, а?

Художество было аляповатое – в старших классах так рисуют. Три человека, основатели компании, располагались пирамидой, все в лучших костюмах, какие были на них замечены, у всех физиономии мультяшно подчеркивают их характер. Тау Господинов, вундеркинд и визионер, в скучных очках и широченной кенгурухе, смотрит влево и улыбается; похоже, ему выпала приятная минута одиночества и настроен он на неслышимые частоты. Поговаривали, что он пограничный аспергер, и художник, судя по всему, старался это подчеркнуть. Темные лохмы, лицо без морщин – Тау было не больше двадцати пяти.

– Тау совсем в космосе, да? – сказала Энни. – Но это враки. Нас бы всех здесь не было, не окажись он, *****,[9] гением менеджмента. Давай я объясню динамику. Ты будешь расти быстро, так что я тебе лучше все расскажу.

Тау, объяснила Энни, он же Таулер Александр Господинов, был первым Волхвом, и его всегда называют просто Тау.

– Это я знаю, – сказала Мэй.

– Не затыкай мне рот. Я эту же телегу толкаю властям штата.

– Ладно.

Энни продолжила.

Тау понимал, что сам в лучшем случае социально не адаптирован, в худшем – полная катастрофа в области межличностных коммуникаций. И всего за полгода до того, как компания провела первичное размещение акций, он принял мудрое и выигрышное решение: он нанял двух других Волхвов, Эймона Бейли и Тома Стентона. Этот шаг унял страхи инвесторов и в итоге повысил стоимость компании втрое. Акций продали на три миллиарда долларов – поразительно, но предсказуемо, – и поскольку все денежные вопросы решились, а в компании появились Стентон и Бейли, Тау волен был плыть по течению, спрятаться, исчезнуть. Шли месяцы, он все реже мелькал в кампусе и в СМИ. Его затворничество прогрессировало, его аура сгущалась – нечаянно либо намеренно. Мир недоумевал – мол, где же Тау, что он задумал? Задумки его до обнародования держались в секрете, и с каждой инновацией «Сферы» становилось все непонятнее, какие продукты создал лично Тау, а какие – лучшие в мире изобретатели, которых теперь в стойле компании завелось немало.

Большинство наблюдателей полагали, что Тау по-прежнему работает, а кое-кто утверждал, что во всех крупных инновациях «Сферы» ощущается присутствие Тау, его талант к глобальным решениям, элегантным и бесконечно масштабируемым. Без особой деловой смекалки, не ставя перед собой целей, поддающихся количественной оценке, он спустя год после колледжа основал компанию. «Мы его звали Ниагара, – сказал его бывший сосед по комнате в одной из первых публикаций о Тау. – Из него идеи так и перли, прямо из головы миллион идей, ежесекундно и ежедневно, бесконечно, с ума сойдешь».