– «Фокстрот-сэндмэн-шесть», это «Сьерра-браво-четыре», перехожу на прием.

Но, нажав «прием», он услышал только громкий треск, вой и шипение. Ничего удивительного в этом не было: низкая облачность, дождь да еще и собственные причуды ландшафта. Иногда радиоволны проходили, а иногда и не проходили.

Он попробовал еще раз:

– «Фокстрот-сэндмэн-шесть», это «Сьерра-браво-четыре», вы меня слышите? Эй, кто-нибудь есть дома? Тук-тук-тук, откройте, пожалуйста, дверь.

Ответ оказался тем же самым.

– Может быть, они все спят?

– Не-а,– отозвался сержант со своим подчеркнутым южным протяжным акцентом,– сейчас уже слишком поздно, чтобы дрыхнуть с похмелья, и слишком рано для того, чтобы снова нажраться. Это как раз тот волшебный час, когда детки скорее всего продрали глазки. Продолжай долбить.

Донни снова нажал «прием» и еще пару раз повторил вызов, так же безрезультатно.

– Пожалуй, я попробую резервную частоту,– в конце концов сказал он.

Сержант кивнул.

Донни расправил накидку, чтобы можно было добраться до шкалы. Два диска с ухмылкой глядели на него, рядом с ними находились два переключателя: один для мегагерц, другой для килогерц. Он принялся вращать диск, разыскивая частоту 79,92, на которую Додж-сити иногда переходил без предупреждения, если нарушались условия прохождения радиоволн или были сильные атмосферные помехи. По мере вращения регулятора его рация продиралась через бесчисленное множество переговоров, которые велись над Вьетнамом в начале 1972 года, в сверхъестественной реальности улавливая такие станции, до которых ни при каких условиях не могла бы дотянуться.

Они слышали заблудившегося водителя грузовика, пытавшегося вернуться на 1-е шоссе, пилота, разыскивавшего свой авианосец, штабного писаря, уточнявшего какие-то данные; все это было хрипло, отрывочно и не слишком разборчиво, потому что радиоволны имели различную мощность, угасали и уходили.

Часть переговоров шла по-вьетнамски, потому что армия Южного Вьетнама пользовалась тем же самым диапазоном; часть вели армейцы, которых оставалось здесь гораздо больше, чем морских пехотинцев,– пятьдесят с лишним тысяч; часть относилась к Специальным силам, у которых все еще оставалось несколько крупных авиабаз на севере и на западе. Были здесь и призывы оказать огневую поддержку, и просьбы разрешить закончить поиск, и требования прислать побольше пива и говядины.

В конце концов Донни нашел то, что ему требовалось.

– Эй, «Фокстрот-сэндмэн-шесть», это «Сьерра-браво-четыре», слышите меня?

– «Сьерра-браво-четыре, я «Фокстрот-сэндмэн-шесть», да, мы вас слышим. Как ваша вахта, закончилась?

– Скажи им, что мы вот-вот утонем,– велел сержант.

– «Фокстрот-сэндмэн-шесть», мы промокли до костей. Здесь никакого движения. Ничего живого. «Фокстрот», прием.

– «Сьерра-браво-четыре», Свэггер что, хочет аварийно свернуть работу? Прием.

– Они хотят знать, не хочешь ли ты потребовать аварийного отзыва?

Патрулирование следопытов-убийц должно было продолжаться еще двадцать четыре часа, прежде чем охотников эвакуируют по воздуху, но сержант, похоже, совсем не надеялся на встречу с противником в такое время.

– Подтверждаю,– сказал он.– Нигде нет ни одного плохого парня. Они слишком умны для того, чтобы вылезать в такую погоду. Скажите им, чтобы нас как можно скорее выволокли отсюда ко всем чертям.

– «Фокстрот-сэндмэн-шесть», мы подтверждаем. Запросите воздушную эвакуацию.

– «Сьерра-браво-четыре», наши птички на приколе. Вам придется погулять, прежде чем мы снова замашем крылышками.

– Вот пакость,– сказал Донни,– они там завязли.