– Собака? – удивилась Таня.
– Ну если не собака, то по крайней мере не лев. Понимаешь, кто-то когда-то первым сказал, что Сфинкс – это лев. Никто с ним спорить не стал, наоборот – все согласились.
– Так вот оно что: все думают, что он лев, а он на самом деле – собака?! – Таня снова остановилась.
– Ты чего опять? – спросила Катя. – Так мы с тобой точно опоздаем.
– Кать, я о лекторе. Он назвал себя Сфинксом. Мы думаем, что Сфинкс – это лев, а на самом деле Сфинкс – это собака! Ты понимаешь?!
– Ну, допустим. И что из этого?
– Тут непременно какая-то тайна. Тайна Сфинкса.
– Тань, по-моему, ты начиталась детективов. Строишь из себя мисс Марпл.
– С чего это вдруг? Она же старуха. Да и вообще, я Агату Кристи не читаю.
– Это я так, к слову… А что читаешь?
– Фэнтези… Кать, а у тебя так бывает: скучно, делать ничего не хочется, тоска?
– Бывает. Но я с этим борюсь.
– Как?
– Ну по-разному. Книжки читаю, вышиваю, телик смотрю.
– Кать, а тебе в нашем классе кто-нибудь нравится?
Катя насторожилась и посмотрела на Таню. Тема была чересчур скользкая.
– Тань, если хочешь, я могу сказать, кому нравишься ты.
– Я? – удивилась Таня и наигранно усмехнулась: – Ну и кому же?
– Витьке Пыляеву.
– Витьке?! Не может быть.
– Можешь мне поверить, как будущему психологу. Я людей насквозь вижу.
«Так уж и насквозь!» – подумала Таня.
Глава 3. Теледиверсия
12 сентября, вторник
Витька Пыляев вошёл в квартиру тихо, на цыпочках. Осторожно прикрыл за собой дверь и прошёл на кухню. Там аппетитно пахло свежей петрушкой. Мама стояла у плиты, скрестив руки на животе, и что-то вполголоса напевала. Витьке показалось, что она спит стоя. В кастрюле булькало что-то вкусное. Но Витьку еда мало интересовала.
– Спит? – тихо спросил он у матери.
Она вздрогнула от неожиданности и сердито посмотрела на сына.
– Напугал!
– Серёжка спит? – повторил Витька.
– Спит твой Серёжка, – мать зевнула, прикрыв рот ладонью. – И я сплю. Опять всю ночь глаз не сомкнула.
Витькиному брату Серёжке – смешному черноглазому карапузу – шёл девятый месяц. У него резались зубки, и малыш кричал день и ночь, не давая матери спать. Доставалось и Витьке. Раза два или три он вставал ночью укачивать брата. У него это неплохо получалось. Витька знал много песен и стихов, шпарил наизусть Чуковского и Маршака. Серёжка быстро успокаивался и засыпал. Тогда Витька аккуратно клал его в кроватку, гладил по голове и шёл спать.
Хваля старшего сына, мать однажды сказала: «Хороший из тебя, Виктор, отец получится. Правильный. Только оставайся таким всегда».
Витькина мама, Ольга Николаевна, дважды была замужем, и оба раза неудачно. Ей катастрофически не везло в жизни. Первый муж – алкаш и дебошир – бросил её с грудным ребёнком, а второй – во всех отношениях положительный человек – погиб через месяц после свадьбы. С восемнадцати лет Ольга работала водителем трамвая, а теперь – в свои тридцать пять – сидела дома с Серёжкой и гадала, какой ещё сюрприз готовит ей судьба.
Ольга Николаевна постоянно не высыпалась, выглядела и чувствовала себя скверно. Витька жалел мать и, как умел, заботился о ней, помогал по хозяйству. К брату он относился по-отечески, с теплотой.
Мог и накормить, и на горшок посадить. Кто-кто, а уж Витька-то знал, как плохо жить без отца. Серёжка тоже остался без отца, но ему повезло с братом. Серёжке некогда было скучать и незачем плакать. К Витьке он был привязан всей душой.
Дома Витьке всегда находилась работа: то посуду помыть, то мусор выбросить, то полы пропылесосить. А ещё он умел стирать и гладить, пришивал оторванные пуговицы, по утрам сам готовил себе еду. При этом ещё и учился без троек. В то время, когда многие его одноклассники не знали, куда деваться от скуки, у Витьки ни на что не хватало времени. Но он старался, чтобы никто в классе об этом не знал: Витька был скрытным человеком. Поэтому в школе он прослыл не только острословом, но и бездельником.