– И что? Почерк сто процентов не мой. Убийца Марениной написал это на моей визитке и подбросил в ее вещи. У Назаренко был доступ в дом Самойлова, забыл?

Пашков прикусил нижнюю губу и сделал паузу.

– Лёша, на визитке почерк Марениной. Экспертиза это подтвердила.

Адамов на секунду опешил, но вдруг взорвался:

– Да ну и что! Это косвенная улика! Ясно же, что меня подставляют! Назаренко заставил ее перед смертью написать! Или экспертиза липовая!!! И я уверен…

– Лёша, – прервал его Ростислав, – я бы на твоем месте не был так уверен…

– Всё! Ничего не желаю больше слышать! Уходи. – Адамов отвернулся и, стиснув до боли кулаки, зажмурился. Здорово его обложил Заря! Его враг оказался очень предприимчивым и коварным. Сволочь! Неужели это всё? А как же месть? За маму, за Аленку. А за разрушенную жизнь Анны? Он вдруг расхохотался. Ах да, это же он сам ее разрушил. И все равно в сотый раз порадовался, что она теперь далеко и недосягаема для Назаренко. Он все хохотал, а Пашков с сожалением смотрел на друга.

– Послушай, о твоей ненависти к Самойлову уже все знают. Может, тебе лучше признать вину? Учитывая трагическое прошлое и доблестное настоящее, тебе много не дадут…

Адамов резко перестал смеяться и удивленно посмотрел на Пашкова.

– Убирайся! Убирайся вон!!! – заорал он и вскочив замахнулся.

Тут же появился конвойный и увел Алексея. А Пашков смотрел вслед другу и все так же хмурился. Он не знал, чем ему помочь.

***

– Анюта, конечно, надо идти в полицию! – Лучшая подруга Анны, Любовь Никоненко ходила по огромной, красиво обставленной гостиной туда и обратно. Она потряхивала каштановыми кудрями, красиво уложенными в стиле «Пляжные волны», и в негодовании похлопывала себя по роскошным женственным бедрам, обтянутым шелковистой тканью домашнего пеньюара.

Анна с тоской смотрела на очаровательную, ухоженную подругу, на все это великолепие и, грустно вздыхая, размешивала сахар позолоченной ложечкой в миниатюрной фарфоровой чашечке с чаем. Вот Любаша везучая, и дом у нее красивый, и муж. Пусть и третий, зато любящий, заботливый, и обеспечивает Любашу, и бережет.

А ее беречь некому. Анну слегка передернуло от внезапно накатившего раздражения. И почему она не может справиться с эмоциями? Ведь пора привыкнуть, что в ее жизни все не так.

– А ты точно не хочешь обратиться к своему прокурору? – на мгновенье остановилась Любовь и с надеждой посмотрела на Анну.

– Люба, он не мой! – раздраженно осадила та, к горлу тут же подступили слезы, хотелось зарыдать в голос, но она по опыту знала – слезы не помогут, и постаралась сдержаться.

– Ну а к Дарине? Она точно поможет! – не отставала подруга.

Аня кивнула, шмыгнув носом:

– Я думала об этом. Но у меня нет денег. Я не могу снова…

– Да у тебя куча денег! – напомнила Люба, кивнув на Анину сумку, висящую на высокой резной спинке красивого стула.

Аня даже рассмеялась:

– Шутишь? Это фальшивые деньги. Я почти уверена.

– Ладно, – наконец согласилась Любовь, – по любому надо идти в полицию. Прямо с утра и пойдем. А сейчас спать, постелю тебе в гостевой.

Анюта обреченно вздохнула и поднялась. Сколько еще она будет доставлять всем неудобства? Просто карма какая-то.

– Ты прости, что свалилась, как снег на голову. Я уж хотела в Камышовку на дачу поехать. Но… – Она хотела сказать, что там все напоминает о… НЕМ, однако сдержалась. – Но надеюсь, завтра все прояснится, и я смогу вернуться в свою квартиру.

– Ну перестань, какая Камышовка? – урезонила Люба. – Живи сколько хочешь. Николай все равно с утра до ночи по своим автосалонам разъезжает, или, вон, как сейчас, по командировкам: Москва-Сочи, Сочи-Питер и снова Москва! Ой, ты не представляешь, как надоело!