– Давай залезай, – подначивает Зои. – Чего же ты?

– Ты мне приказываешь?

– Да, – отвечает она со злобной усмешкой.

Я оглядываю столики у кафе. Люди смотрят в нашу сторону. Они подумают, что я наркоманка, ненормальная, что по мне психбольница плачет. Я заправляю платье в трусы.

– Что ты делаешь? – шипит Кэл. – На тебя все смотрят!

– А ты притворись, что ты не со мной.

– Я так и сделаю!

Я снимаю туфли; Кэл упрямо садится на траву.

Большим пальцем ноги я пробую воду. Она такая холодная, что нога тут же коченеет.

Зои трогает меня за руку:

– Тесса, не надо. Я пошутила. Не глупи.

Она что, вообще ничего не понимает?

Я захожу в воду выше колен; от меня с кряканьем шарахаются утки. В канале неглубоко, вода мутная. Наверно, на дне полно всякого мусора. В этой воде плавают крысы. Люди швыряют в канал консервные банки, тележки для покупок, шприцы и дохлых собак. Жидкая грязь хлюпает под ногами.

Золотозубый машет рукой, смеётся и бредёт ко мне, хлопая себя по бокам.

– Молодец! – говорит он.

Между его синих губ блестят золотые зубы. На голове глубокая рана, и по лбу на глаза сочится кровь. От этого я коченею ещё больше.

Из кафе выходит мужчина и кричит, размахивая посудным полотенцем:

– Эй, вылезайте оттуда!

На нём фартук; тряся животом, мужчина наклоняется, чтобы помочь мне выйти из воды.

– Вы в своём уме? – пыхтит толстяк. – В этой воде можно подцепить любую заразу. – Он поворачивается к Зои: – Она с вами?

– Извините нас, – просит она. – Я не смогла её остановить. – Зои встряхивает волосами, чтобы он поверил, что она ни в чём не виновата. Терпеть это не могу.

– Мы не вместе, – вмешиваюсь я. – Мы с ней вообще незнакомы.

Зои затыкается; мужчина из кафе в растерянности поворачивается ко мне. Он протягивает мне полотенце, чтобы я вытерла ноги. Потом говорит, что я сошла с ума. Что вся молодежь – сплошь наркоманы. Он разоряется, а я смотрю вслед Зои, которая уходит прочь. Она становится всё меньше, пока наконец не скрывается из виду. Мужчина из кафе спрашивает, где мои родители, знаю ли я дядьку с золотыми зубами – тот как раз вылезает на противоположный берег и над чем-то хрипло хохочет. Не переставая ворчать, мужчина из кафе усаживает меня за столик и приносит чашку чая. Я кладу себе три куска сахара и отхлёбываю маленькими глотками. Все на меня таращатся. У Кэла смущенный и перепуганный вид.

– Что ты наделала? – шепчет он.

Мне так сильно будет его не хватать, что хочется сделать ему больно. А ещё хочется отвезти его домой и передать папе, пока я не погубила нас обоих. Но дома скучно. Там легко со всем соглашаться, потому что папа никогда ни о чём меня не попросит.

Чай согревает желудок. Пасмурное небо яснеет и тут же снова хмурится. Даже погода не может решить, что ей делать, мечется и совершает ляп за ляпом.

– Пошли на автобус, – говорю я Кэлу.

Я встаю и обуваюсь, держась за край стола. Посетители кафе делают вид, что не смотрят на меня, но я ощущаю их взгляды. И от этого чувствую себя живой.

– Это правда? – спрашивает Кэл по дороге к автобусной остановке. – Тебе нравится болеть?

– Отчасти.

– Ты поэтому прыгнула в воду?

Остановившись, я смотрю на него, в его ясные голубые глаза. Они в серую крапинку, как и у меня. На фотографиях, где мы с Кэлом сняты в одном и том же возрасте, нас не отличить друг от друга.

– Я прыгнула потому, что составила список желаний. Сегодня я должна со всем соглашаться.

На мгновение Кэл задумывается, пытаясь понять, в чём тут подвох, а потом широко ухмыляется:

– Значит, о чём бы я тебя ни попросил, ты согласишься?