Она достала сигарету и закурила.

– Не дыми здесь, Окси, – сказал Добрый.

– А что, не нравится?

– Не люблю, когда ты куришь.

– А что ты любишь? Себя, и то, только до обеда? – фыркнула она.

Намечался скандал. Я вжалась в черёмуху и мысленно пожелала телепортироваться отсюда.

– Не начинай, – сказал Дима.

– Даже и не думала. Тебе не нравятся сигареты, моя короткая юбка, яркая помада. Просто интересно, к своей ручной крысе ты так же цепляешься? Хотя нет, забыла, она же маленькая ещё.

– Что ты сейчас сказала? – угрожающе спросил Добрый.

– Да, я о крысёныше, который таскается за тобой и в рот тебе заглядывает. Её же ты придирками не достаёшь, – она хохотнула.

– Эй, заткнись, она моя сестра, если что, – вмешался Доктор.

– Сейчас ты закроешь свой рот, и никогда, слышишь, никогда не посмеешь вякнуть в её сторону. Поняла? – агрессивно рыкнул Добрый.

– А что, попала, да? Твоя священная корова? Корова, ха-ха. Нет, не тянет на корову-то, даже сисек еще нет, – продолжила она, смеясь.

Я просто оцепенела и покрылась мурашками, не понимала, что она делает, зачем она его так провоцирует. И даже отсюда чувствовала волну раздражения, нарастающей ярости, исходящую от Доброго.

Мне было понятно, что речь шла обо мне, и для меня не имело никакого значения, что Оксана думала о моей персоне, но я очень переживала, что Добрый ответит на провокации и не сможет держать себя в руках. Если он ударит её, он упадёт в моих глазах, и я больше не смогу смотреть на него так, как делаю сейчас, не смогу больше уважать его.

И тут я поняла. Это не Оксана глупая, а я. Она меня увидела, она знала, что я сижу на дереве, и она специально провоцировала Диму, чтобы я увидела его худшие стороны.

А о его худших сторонах я знала всё. Что-то видела сама, где-то меня просветил Доктор. Когда терпение у Доброго заканчивалось, он выходил из себя и был в такой неконтролируемой ярости, что становилось страшно. Он мог потом бесконечно жалеть о случившемся, но это не меняло положения дел. Был такой момент, когда он не мог контролировать свою ярость, всего несколько секунд, но этого хватало для пробуждения монстра.

Зачем она это делает? Я же всего лишь ребенок, она же не может ревновать его ко мне! Я могу по-детски безусловно любить этого синеглазого демона с испепеляющей улыбкой, но я же ей не соперница, и, если Дима хочет быть с ней, я сделаю всё, от меня зависящее, чтобы ему было хорошо.

– Ты дура, Окси. Вроде взрослая девочка, а ведёшь себя как пятилетка, – спокойно и холодно говорил Дима. – Тебе не хватает внимания? Ну, так ты же взрослая, скажи мне об этом. А не устраивай этот детский сад.[5]

Он победил: взял себя в руки и контролировал ситуацию. Я чувствовала разочарование Оксаны.

Она встала и пошла в дом. Её догнал Лёха, а затем и Дима ушёл следом за ними. Я просидела на черёмухе три с половиной часа.

Я видела, как Дима с Оксаной ушли. Она обиженно шла чуть впереди, и сердитый Дима что-то тихо говорил ей, слов расслышать я не могла.

После их ухода мне пришлось кричать, чтобы привлечь внимание Доктора – слезть самостоятельно с дерева я не смогла.

Я так и не смогла понять причины их постоянных ссор. По мне они просто не подходили друг другу, и это была катастрофа. На следующий день я увидела Доброго с сигаретой. Расстроилась. Когда он поднял глаза и увидел меня, сразу же швырнул сигарету в сторону, на лице его я прочитала стыд. Дыра в сердце расползалась дальше. Моё одиночество начинало граничить с физической болью.

Я дождалась, когда Дима останется с парнями один, отвела его в сторону подальше от чужих глаз.