– Поздравляю! – почти все разом закричали. – Ура!

– Бевис, что ты? – подсев, спросила Дарки. – Все отлично, он ожил, ты это сделал, мы это сделали, это, это…

– Он умер, – прошептал Бевис, – умер…

Но разве может машина умереть? Но Бевис понимал, да и все уже понимали, что сказанный пароль говорил только об одном, с ними говорила не машина, а часть человека, часть Бевиса. Это был интеллект, который пробудился из памяти и смог самостоятельно мыслить. И все же радовались, только сам Бевис, бледный, стараясь унять дрожь в пальцах, смотрел на потухший экран.

Это был первый шаг. В новой модели Айна они отключили все команды, что отвечали за тело, не знали, что из этого получится. Новый прототип Бевиса-2 прожил не намного дольше, но они не остановились, а продолжили шаг за шагом, уже методом исключения отключать то один, то другой блок ячейки. И вот теперь они уже могли разговаривать с Бевисом-2 несколько часов, но после следовали сбои и как неизбежное – смерть прототипа.

Уже целые сутки экраны моргали, Айна сама себя тестировала, проверяла блоки памяти, выискивая в них ошибки алгоритма. Показатели не выходили за пределы нормы и это обнадеживало. И опять наступила тишина, это говорило только об одном: сознание Бевис-2 подключалось к процессу. Все ждали. Это как рождение, впрочем, так оно и происходило. Но каждый раз у прототипа был разный характер, порой был молчаливый, будто чем-то обиженный, то наоборот трещал как из пулемета, то мог надуться буквально на простую шутку. Эта нестабильность крылась где-то в сознании. С ней надо во что бы то ни стало разобраться, сделать идентичной оригиналу.

– Здравствуй, Бевис, – спокойно, как будто только что расстались, произнесла машина.

– Здравствуй, Айн, – Бевис не мог обращаться к себе как Бевис-2 или прототип, поэтому использовал сокращение, название самой вычислительной машины Айна.

– Я проверил блоки воспроизводства, есть отклонения, – тут же закивал оператор Скай, говоря тем самым, что действительно есть сбои. – Они не критичны, но в следующий раз надо подправить. Странно ощущать себя неживым.

– Ты живой, и ты это лучше меня знаешь, – Бевис всегда чувствовал себя не в своей тарелке, когда вел сам с собой беседу.

– Да, это так. Но я знаю, что рано или поздно меня опять отключат, это страшно, – голос в динамике затих. – Даже не знаю, что и сказать, понимаю, что я дубликат, но сейчас ощущаю себя не программой или копией памяти, чувствую себя живым.

– Айн…

– Да, Бевис.

– А помнишь, как мы убежали с уроков?

– Да, нам было страшно, что поймает военрук, почему-то его все боялись.

– Да, действительно, а после мы своровали в копилке 20 копеек и втихушку купили мороженное.

– Но оно было такое вкусное. Наверное, самое вкусное за всю жизнь.

– Да, ты прав.

Они сидели часами и просто вели беседу, будто два брата. Адена и Дарки считывали показатели с искусственных нейронов, Тигу сравнивал заложенные показатели, а Скай пытался в реальном времени внести поправки в область осознания прототипа. Теперь Бевис-2 мог уже жить несколько дней. Но после начинали сыпаться сперва ячейки, а за ними блоки, а после выходили из работы и целые зоны. Прототип медленно выходил из строя. Бевис склонял голову, понимал неизбежное, но отключить Айн не имел права, он должен знать весь процесс смерти, чтобы избежать его в дальнейшем.

Рождение нового сознания, такое радостное и в то же время такое мучительное. Мозг обладает первичной программой по управлению телом: дыхание, еда, сон… А после включается познание. Что заставляет мозг думать? Почему появляется мысль? Откуда берется фантазия? И что такое разум? Мониторы мигали, считывая показания копии памяти, процессор анализировал, создавая свою картину хауса и выстраивая из нее искусственные связи. Они обрывались, изменялись, выстраивали новые связи и опять разрывались. Сотни миллионов, миллиарды сигналов и опять новые связи. Айн искала свой алгоритм, объединяла воедино все кусочки воспоминаний, создавала целостность связей.