Теперь из зеркала на стене лифта смотрел уже не глубокий старик, а вполне моложавый мужчина, хотя и за пятьдесят, но еще довольно бодрый и крепкий. Только глаза отражали его безмерную усталость – но кто сейчас смотрит в глаза?

Двери лифта разъехались перед комнатой отдыха с диваном, холодильником, небольшим сервантом и электрическим чайником. Негромко напевая, мужчина вышел в нее, повернул налево, толкнул дверь, наклонился к крану, пару раз ополоснул лицо водой и только после этого вышел в служебный кабинет.

Обшитое дубовыми панелями помещение, метров десяти в длину и пяти в ширину, после глубокого подземелья показалось жарким и душным. Мужчина опустился в обитое черной кожей кресло за полированным столом с компьютером и бронзовым письменным прибором, нажал кнопку селектора:

– Зинаида, ты на месте?

– Да, Вячеслав Михайлович.

– Соедини меня со Степашиным. Тем, который сейчас куратором силовых структур в правительстве.

– Слушаю, Вячеслав Михайлович…

Кивнув, хозяин кабинета оперся локтями на стол, опустил голову и с силой потер указательными пальцами точки в сантиметре перед ушами.

– Устаю… Я начал уставать… Неужели старею? Или Москва действительно сделала все, что могла?

Селектор мелодично тренькнул:

– Вячеслав Михайлович, Степашин на проводе.

Мужчина резко выпрямился, снял трубку:

– Сергей Вадимович? Это Скрябин, из администрации президента. Помните такого? Вот и хорошо. На нас вышли ваши коллеги из Штатов. Фэбээровцы давно ищут одного террориста, а он, оказывается, сегодня задержан у нас в стране, в Питере. Причем по какому-то мелкому правонарушению. Если не ошибаюсь, скрывался он в Красном Селе… Да, Сергей Вадимович, они очень хотят его получить… Нет, документов пока никаких не прислали, но вы примите, пожалуйста, меры, чтобы этого типа сегодня же перевели в Москву. По признанию янкесов, задержанный очень опасен. Позору не оберемся, коли сбежит из изолятора для обычной шпаны. Хорошо, Сергей Вадимович, я рад, что вы меня поняли. Да, и обязательно поощрите всех, кто участвовал в задержании.

Санкт-Петербург, СИЗО № 7.

12 сентября 1995 года. 16:40

– Стоять! Лицом к стене! Ноги раздвинуть! Шире! – Конвоир расстегнул наручники задержанного, после чего открыл тяжелую железную дверь камеры: – Заходи, здесь пока посидишь. Захочешь чего следователю рассказать – стучи, выпустим.

Арестант, вздернув плечи, отступил от стены, повернулся, шагнул в камеру и только здесь наконец-то смог поправить сползший почти до локтей халат. Его появление было встречено взрывом хохота:

– Гляди, банщика привели! Чего, лох, с кроватки сняли? Ничего, здесь допаришься!

В камере размером метров двадцать и вправду было влажно, как в парной. Здесь стояли семь двухъярусных кроватей, а обитателей, казалось, было больше, чем спальных мест. Надышать они успели до такой степени, что теперь сами же сидели в майках, тельняшках, а то и вовсе раздевшись по пояс, но все равно обливаясь потом. К тому же в камере было явно скучновато, и на появление новенького отреагировала почти половина обитателей, сгрудившись вокруг арестанта в махровом халате.

– А может, это платье, мужики? – один из заключенных наклонился, задрал полы халата. – Какие у тебя ножки, цыпочка. Может, станцуешь, крошка?

– Пляски? – Новый арестант усмехнулся. – Пляски я люблю, арнани, хома неб, неб, шуги аллахар… – Окончание последнего слова он не произнес, а скорее выдохнул, подняв указательный палец правой руки над головой и совершая им вращательные движения. Подошедший к нему зэк качнулся, наскочил на соседа и моментально ощерился: