, фактически объявила не только пандемию, но и инфодемию. Это значит, что контролировать потоки информации и данных, которые производятся с высокой скоростью самыми разными источниками и поэтому плохо поддаются верификации, так же сложно, как и управлять сетевыми технологическими системами города во время пандемии. Поломки, ошибки и диверсии касаются как материальных носителей, так и данных и сообщений, поэтому горожанам пришлось быстрыми темпами осваивать не только работу с ПО, но и приобретать навыки критической рефлексии по отношению к разнообразным форматам информирования и убеждения.

В ситуации пандемии слежка за горожанами, злоупотребление властью и дискриминация, характерные для любых эпидемий, принимают новые цифровые формы и масштабы. И в «мирное» время цифровые технологии, которые в теории расширяют возможности и права горожан на город, на практике часто оказываются причиной нарушения их прав и свобод. Пандемия же со всей очевидностью поставила вопрос: «Кому принадлежит умный город?»[39] и подвергла право горожан на город серьезному испытанию: «цифровых заборов» стало значительно больше, а «цифровые поводки» стали намного короче[40].

В то время как цифровизация в целом рассматривается как возможность новых свобод, принудительная смартизация вызывает протесты. Например, многие москвичи с трудом переносили самоизоляцию, хотя добровольное «затворничество» (например, во время работы над проектом) – частое явление в среде городского прекариата. Кроме того, возникшие еще до пандемии крупнейшие цифровые платформы, обеспечивающие скорость и комфорт сетевого существования, уже обладали парадоксальными свойствами: ассоциируясь с городской жизнью и популярные в большей степени среди горожан, они делали необязательными многие привычные материальные формы, связанные именно с городским пространством, такие как кафе, магазины, диспетчерские, офисы туристических компаний и многое другое. Эта «подмена» происходила постепенно: в 1996‐м появился Booking.com, в 2008‐м – Airbnb, в 2009 году – Uber. В Москве, а потом и во всей России в 2009 году запускается Delivery club, в 2011‐м – Yandex.taxi, в 2018 году – Yandex.Еда и другие сервисы. Некоторые из этих сервисов сыграли важную роль в ситуации пандемии, в то время как другие, напротив, резко утратили свое влияние.

Почему же тогда идея локдауна во время пандемии так невыносима для горожан, хотя многие из нас уже давно перенесли свои рабочие обязанности и жизненные потребности в онлайн? Не становятся ли смарт-технологии новыми «цифровыми воротами города», которые власти могут открывать или закрывать по своему желанию, создавая таким образом новые неравенства и исключенные социальные группы? Выход в город во время самоизоляции буквально охранялся смарт-системами, требующими как наличия девайсов, так и навыков пользования приложениями и другими программами, что заставило вспомнить о цифровом неравенстве (digital divide).

В тех городах, где взаимное недоверие между властью и обществом ощущается особенно сильно, эффективность мер по защите здоровья горожан, в том числе разумных и современных, оказывалась невысокой. К сожалению, опасения, что власть воспользуется пандемией для расширения своих полномочий или просто будет недобросовестна в выполнении своих обязанностей, оказываются отнюдь не беспочвенными. В Москве, например, цифровая слежка на улицах (камеры, оборудование по распознаванию лиц и т. п.), усиленная под предлогом борьбы с распространением инфекции, использовалась для идентификации людей, вышедших на протестные акции в январе 2021 года. Авторы нашей книги исследуют ситуации, когда горожане находят оригинальные сетевые возможности, которые позволяют им восстановить баланс власти в городе.