–Да-да, пхотому я и прикхожу в такхие мьеста. – Индиец нежно провёл пальцем по кожуху моей камеры. – Кхочецца снова икх увиджеть, просто окхасаться ряджом… Кхто-то наджимает кхнопкху, и я срасу прештавляю, как потшла опрапхотка новыкх исопраджений…

–А этот ваш искусственный интеллект, как много памятников он уже оцифровал?

–Мнокха, очин мнокха! Пхоэтому я каджый раз кхуляю в разных мьестах. Смотхрю, кхак люджи дхелают снимкхи. И мне не такх крустно спхоминать, что миня выкхнали… Если люджи раджуются…

Узловатые ветки рук и мохнатая гусеница бровей взлетели одновременно, как бы демонстрируя всенародную радость. Но тут же вновь опали. Нет, не очень-то он рад, что другие используют его изобретение.

Зато мне пришла в голову весёлая мысль. Я представил вдруг, как это со стороны: два человека, которые занимаются похожими странными делами, но по разные стороны объектива. Я втихаря навожу на кого-то камеру. А он втихаря влезает к кому-то в кадр. И вот эти два человека сошлись за одним столом…

–Хотите, я вас щёлкну? – предложил я. Улыбка в этот раз получилась совершенно натуральной.

Индиец взглянул на часы. Ну да, типичный жест «Извините, мне пора». Но он ответил иначе:

–Некхоторие народжы верьят, что каджая пхотограпхия краджет у человьека част его джуши. А вы не верьите? Кха-кха-кха!

Он бешено захохотал, выпучив глаза и подняв ветки-руки. Но тут же резко оборвал смех и обратился ко мне с очень серьёзным лицом:

–Я кхочу пхить на ватшем снимкхе с пхивом, моджно?

Я кивнул, и он засеменил к бару – чёрный паук, вставший на задние лапы. Делая вид, что вожусь с настройкой аппарата, я приглядывал за ним. Нет, драпать он не собирался. Стал болтать о чем-то с барменом. Прошло целых две минуты, прежде чем он снова оказался у столика. И сразу встал в такую комичную позу, что я не мог сдержать усмешки. Счастливый паук, салютующий тебе бутылкой пива – это надо видеть!

Я поднял камеру, но индиец вдруг замахал руками.

–Нет-нет, нуджен кхрасивий пхон…

Он указал на пряничную башенку прямо перед воротами парка. Я кивнул. Он быстро перебежал через пятачок, отделявший кафе от ворот, и принял всю ту же комичную позу на фоне башенки.

Но как раз в тот момент, когда я нажимал на кнопку, весь видоискатель заволокло чёрным. Я поднял голову. Передо мной стоял усатый официант, демонстративно загораживая обзор:

–Будете заказывать?

Надо же, как не вовремя! За три месяца этот усач уже несколько раз видел меня здесь. Естественно, он запомнил клиента, который заказывает минералку и сидит с ней два часа, занимая лучший столик и не оставляя чаевых.

Теперь он мрачно завис надо мной и всем видом намекал, что я его уже достал. Но не показывать же ему корочку спецотдела!

–Нет, не буду, – отрезал я, пытаясь заглянуть за его массивный корпус. Официант нарочно сделал шаг в ту сторону, куда потянулся я. И снова заслонил ворота. Я сурово глянул ему в лицо, прочёл там недоумение и наконец сообразил, что если я ничего не заказываю, то по неписаным ресторанным законам мне и сидеть здесь не положено.

–Вернее, буду, – исправился я. – Только спрошу у приятеля, чего он хочет. Вы не могли бы отойти?

Но там уже никого не было. Я, прихрамывая, добежал до ворот и выглянул наружу. Увы! Имея такую фору, нетрудно сбежать от бывшего оперативника с простреленной ногой, который к тому же слишком вжился в роль фотолюбителя.

Не скажу, чтобы я совсем забыл этот случай. Но уже через месяц он стал просто «одним из», отошёл на задний план. Психов же в парке навалом, я говорил. Буквально через два дня один пьяный русский показывал любовь своей девице: встал на руках на парапет той самой террасы с гаудевыми скамеечками, и начал орать, что пройдёт таким раком полный круг. Половину прошёл, да и рухнул вниз. Высота-то всего три этажа – казалось бы, как тут можно череп проломить?