Странно, но, слушая, как мистер Кинг ругает своего сына, я не испытала приятного возбуждения. Я почувствовала, как поднялись волоски у меня на руках. Спина непроизвольно выпрямилась.

– Ты не заслуживаешь привилегии быть частью этой семьи! – не унимался мистер Кинг. – Ты – мой единственный сын, единственный, кто мог бы передать дальше нашу фамилию, и посмотри, во что ты превратился!

Мне показалось, что всхлипнула женщина.

Может, Белл Гардинер? – подумала я и придвинулась чуточку ближе.

Я перевела дух и сделала еще шажочек к двери. Мне никогда раньше не доводилось бывать в этой комнате, но я знала, что здесь находится кабинет мистера Кинга. Как-то раз я проходила мимо, и дверь была приоткрыта, но единственное, что я запомнила, – большой стол в центре комнаты. Теперь, притаившись, я разглядела, что в помещении находятся трое.

Шайа стоял ближе всех к двери спиной ко мне. Напротив него возвышался мистер Кинг, человек, не уступающий ростом Ридеру. Кожа у него была более густого коричневого оттенка, чем у Шайи, и в отличие от сына – темные глаза, но меня все равно поразило их сходство.

Мистер Кинг подошел ближе к Шайи, тот полуобернулся и оказался ко мне в профиль. На лице – неприязненная гримаса, глаза прищурены, на губах – кривая усмешка. Полы рубашки вылезли из-под пояса брюк.

– Давным-давно пора было выкинуть из головы все это ребячество, – заговорил мистер Кинг, снова переходя на крик.

Шайа развернулся к матери и взглянул теперь на нее.

– Ребячество? – Он ущипнул себя за переносицу и принялся нервно вышагивать по ковру. – Я делаю то, во что свято верю! Да ты вообще представляешь, скольким людям я помог? Скольких я накормил, научил читать – и после всего этого ты по-прежнему называешь меня ребенком?

Звонок телефона в повисшей тишине показался пронзительно громким. Он звонил и звонил, пока у мистера Кинга не лопнуло терпение.

– Я должен ответить.

Раздался звук шагов, отразившихся эхом в коридоре – этот звук прошел сквозь меня.

– Кто б сомневался, – бросил Шайа, но отец никак не отреагировал.

У меня все сжалось в груди, и мне вспомнилась наша с Шайей первая встреча. Мы как раз только переехали в Луизиану из центра Техаса, и я прогуливалась в одиночестве по Французскому кварталу. Сестренки с тетей Ханной зашли в кафе, чтобы поесть замороженного йогурта, а мне захотелось немного побродить одной. Я еще никогда не бывала во Французском квартале, и когда стало ясно, что нас переводят в Луизиану, это место меня интересовало больше всего.

После всего, что случилось в десятом классе, мне хотелось уехать из Техаса. И когда отец, не зная, как мы воспримем эту новость, усадил нас и сообщил о переезде, я обрадовалась. Мне хотелось поскорее сбежать от придурков, которые без конца надо мной издевались. Джо закатила истерику, Бэт улыбнулась, а Эми было без разницы.

В то лето я придумала себя заново. Покрасила волосы в темный каштан, отрезала челку, научилась накладывать макияж и взяла новый старт.

Я гуляла по мощеным улочкам под палящими лучами солнца. Плечи у меня обгорели минут за двадцать. Я двигалась без какой-либо цели и направления, просто желая осмотреться. На улице Декатур приятно пахло выпечкой, и ноги привели меня к кондитерской, где продавалось креольское пралине.

Дом, в котором размещалась кондитерская, оказался на редкость красив: элегантный фасад в духе Нового Орлеана, на окнах – кружевная окантовка из резных медных пластин. Пройти мимо и не заглянуть было попросту невозможно. От вкусного запаха у меня потекли слюнки. Мне было очень жарко. Как выяснилось, я была не единственным человеком, кто оказался на улице в такой день. В просторном зале столпилась очередь, и я пристроилась к ней, оказавшись примерно двадцатой по счету. Кондиционер, включенный на полную мощность, громко гудел под потолком.