– Доброго утречка, барышни, – пробасил он.

– Доброго… – нерешительно ответила я, а Анжела что-то невразумительно буркнула.

Служанка провела нас по длинному коридору с несколькими дверями. На стене в кованом бра вяло горела единственная свеча. Потом мы спустились по узкой неудобной лестнице со второго этажа и попали в темное помещение со столами, где слабо мерцал один единственный источник света. Тут эта самая Бруна подхватила с одного из столов шерстяной платок, накинула себе на плечи и двинулась в конец помещения. Вывела, наконец, на улицу, освещая нам путь каким-то старинным светильником: стеклянным шаром, оплетенным медной сеткой.

-- Мама дорогая…! -- первый раз за всю жизнь наши мысли с сестрой сошлись полностью и абсолютно.

На улице стоял довольно сильный мороз, а в деревянные открытые сани с облезлой краской, припаркованные прямо у выхода, были впряжены две большие мохноногие лошади, фыркающие и пускающие ноздрями облака пара. Дно саней устлано толстым слоем сена, а лавка покрыта вытертыми войлочными подушками, расплющенными от долгого пользования.

Именно туда, подталкивая обеих в спины по очереди, Бруна нас и впихнула. На втором сидении лежало что-то вроде громадного мехового пледа, сшитого из разнообразных клочков и кусочков. Накинув эту тяжесть нам на колени и с уетливо подтыкая его под ноги, служанка приговаривала:

-- От, так и хорошо! От, так и тёпленько вам будет!

9. Глава 9

К замку мы подъехали уже в полной темноте. Это еще хорошо, что не было метели. Я не представляю, как возчик, которого звали Берг, ориентировался в этих заснеженных полях.

Конечно, была более-менее наезженная дорога, но за целый день при таком морозе мы видели людей только три или четыре раза. Попалась нам навстречу очень интересная повозка-коробка на полозьях и с трубой на крыше, из которой валил дым. Карету-коробку сопровождали шестеро всадников на конях, укутанных так, что различить телосложение их было совершенно невозможно. Чтобы пропустить этот отряд, Бергу пришлось загнать наших коней в снег на обочине. А потом, когда они проехали, слезать с облучка и выводить коней на дорогу вручную.

Еще дважды попадались нам крестьянские телеги, которые сами уступали нам дорогу. И один раз где-то вдалеке Анжела увидела всадника. Но сумерки уже опускались так плотно, что ни я, ни она не были уверены, что нам не мерещится.

Первую часть пути мы разговаривали с Луизой довольно бодро. Она, закутанная в почти такой же тулуп, как и мы, сидела лицом к нам и с подозрением косилась на Анжелу. Сестрица делала бровки домиком и вид, что у нее болит голова. И только потому она не принимает участие в беседе и не спешит мне объяснить всем известные вещи.

Я узнала неожиданную деталь: фамилия покойного барона была точно такой же, как и у нас на Земле – Ингерд. Мы переглянулись, и я пожала плечами: подумаешь, простое совпадение. Анжела и я были дочерьми барона Ингерда от первого брака.

Мать наша умерла от зимней лихорадки, когда мне было около восьми лет, а Ангеле – десять. И барон вскоре женился вторично. Новая жена подарила ему долгожданного сына. На радости, желая угодить мачехе, папаша отправил нас с сестрой в монастырский приют для благородных девиц.

Там нас учили шить и вышивать, готовить и вести хозяйство, а также слушаться мужа и читать молитвы. Мы с сестрой вновь переглянулись: даже я не умела шить толком, а уж Анжелка-то и подавно никогда иголку в руках не держала. Нам обеим было страшновато и тоскливо. Под клочкастым пледом Анжелка нашла мою руку и крепко стиснула, показывая глазами на Луизу и как бы говоря: «Расспрашивай ее дальше». Сама она с изможденным видом склонила голову набок и прикрыла глаза, показывая, как дурно себя чувствует. А я продолжила задавать служанке вопросы, периодически делая вид, что что-то вспоминаю.