– Вот бы пойти в этот театр! Я ведь, кажется, проходила сегодня по Холстед-стрит?

Вместо ответа на самый, казалось бы, естественный вопрос последовала маленькая заминка. Мысли человека удивительно окрашивают все его действия. Стоило упомянуть о театре, как настроение за столом тотчас омрачилось. В этом сказалось безмолвное неодобрение всего, что влечет за собою трату денег.

И Гансон, и Минни – оба одновременно подумали об этом. Последняя ответила: «Да», но Керри сразу почувствовала, что посещение театров здесь не поощряется.

Разговор на эту тему не возобновлялся до тех пор, пока Гансон, покончив с едой, не ушел в другую комнату, захватив с собою газету.

Сестры принялись мыть посуду. Оставшись одни, они заговорили свободнее, и Керри, то и дело прерывая беседу, начинала тихонько напевать.

– Хорошо бы сейчас пройтись немного по городу и взглянуть на Холстед-стрит, если это не очень далеко, – вскоре сказала она. – Давайте сходим сегодня в театр!

– Ну, вряд ли Свен захочет куда-нибудь идти, – возразила Минни. – Ему нужно рано вставать.

– Но он едва ли будет против. Ведь это доставит ему удовольствие!

– Нет, он не очень любит ходить по театрам.

– А мне хотелось бы пойти, – сказала Керри. – Давай пойдем вдвоем!

Минни задумалась: не о том, пойдет ли она, – на этот вопрос у нее уже был готов отрицательный ответ, – а о том, как бы направить мысли сестры по другому руслу.

– Как-нибудь в другой раз, – сказала она наконец, не придумав ничего лучшего.

Керри сразу догадалась, в чем тут загвоздка.

– У меня есть немного денег, – сказала она. – Пойдем со мною, Минни!

Минни покачала головой.

– Возьмем и его с собой, – предложила Керри.

– Нет, – тихо ответила Минни и загромыхала посудой, чтобы прекратить разговор, – он не пойдет.

Сестры не виделись несколько лет, и за это время в характере Керри обнаружилось нечто новое. Она обладала врожденной робостью, которая проявлялась всякий раз, как ей приходилось бороться за свое благополучие, а тем более в тех случаях, когда у нее было недостаточно сил или средств для этой борьбы, но она страстно тянулась ко всяким развлечениям и удовольствиям, и это было одной из основных черт ее характера. Она могла уступить в чем угодно, только не в этом.

– Ну, спроси его! – умоляюще прошептала она.

А Минни думала о той прибавке к бюджету, которую даст им заработок сестры. Эти деньги пойдут на оплату квартиры, и ей не так тяжело будет каждый раз заводить с мужем разговор о расходах. Но раз Керри уже сейчас начинает гнаться за развлечениями, то, пожалуй, пустит на ветер все свои денежки. Если сестра не захочет подчиняться раз и навсегда установленному распорядку их повседневной жизни, если она не поймет, что нужно усердно работать, не помышляя ни о каких забавах, – тогда какой же прок от того, что она приехала в город? Несмотря на такие мысли, Минни вовсе не была расчетлива и черства по натуре. Это были серьезные раздумья женщины, которая, даже не слишком сетуя на судьбу, всегда приспособлялась к тем жизненным условиям, какие мог обеспечить ей беспрерывный труд.

Наконец Минни уступила и решилась спросить Гансона. Но сделала она это скрепя сердце и ничуть не разделяя желания сестры.

– Керри предлагает нам сходить в театр, – сказала она, заглядывая в комнату, где сидел муж.

Оторвавшись от газеты, Гансон обменялся с Минни взглядом, яснее слов говорившим: «Это вовсе не то, чего мы ожидали».

– Мне неохота, – отозвался он. – А что она хочет посмотреть?

– Ей хочется побывать в театре Джейкобса.

Гансон снова уткнулся в газету и отрицательно покачал головой. Увидя, как супруги отнеслись к ее предложению, Керри отчетливо поняла, как живут эти люди. Это произвело на нее гнетущее впечатление, но не вызвало решительного протеста.