ПИСАТЕЛЬ (в ужасе показывает на Доктора). Он тоже… свистит…
Все молча слушают хрипы и свисты Доктора.
ФУНГИ. А я помню день, когда впервые попробовал пиццу. Девочка, которая меня угостила, была моей одноклассницей. Мы зашли к ней после уроков – и ели пиццу.
СЕСТРА. С грибами?
ФУНГИ. С грибами. Мы дружили с ней до окончания школы. И наши родители думали, что мы будем всю жизнь вместе. А потом она уехала в Москву – и вышла замуж за словоруба.
ДЕПУТАТ. За кого?
ФУНГИ. Он вырубал надписи на надгробиях.
Доктор жестами дает понять, чтобы отключили аппарат, и Сестра отключает. Доктор приподнимается на кровати. Вытирает набежавшие слёзы. Просит воды. Пьет.
ДОКТОР. А я мечтал, что не стану врачом. Потому что в моей семье все – врачи.
ДЕПУТАТ. Врач – это благородно. Вы не пытались полюбить эту профессию?
ДОКТОР. Пытался. Однажды пошел на лекцию знаменитого патологоанатома. Он заявил, что главное, с чем должен бороться врач, это брезгливость. Перед ним на кафедре стояла моча в мензурке. Он сунул в нее палец, а потом облизал его. И сказал, что тот, кто это повторит, – настоящий врач. И я вышел – и повторил.
ПИСАТЕЛЬ. По-моему, это маленький подвиг.
ДОКТОР. Патологоанатом обнял меня и сказал: «Да, врач должен быть небрезгливым. Но он должен быть еще и внимательным: я окунул в мензурку один палец, а облизал другой». В аудитории был дикий хохот.
СЕСТРА. Грустно… А счастье – было?
ДОКТОР. Дайте подумать… Наверное, я испытал его в поезде. Он остановился ночью на станции Конотоп. Я лежал на верхней полке. Издалека раздавались гудки тепловозов, а две мои соседки вели неторопливый разговор шепотом. И я понял, что мир может быть уютным и тихим. Что его можно любить.
СЕСТРА. Скажите, Писатель, с чем были связаны ваши мечты? И можете ли вы перед Смертью сказать, что были счастливы?
ПИСАТЕЛЬ. Мне хотелось найти для мира такое слово, от которого он бы расплакался, и эти слёзы смыли бы всю его грязь. И мне казалось, что я близок к этому слову. Что еще чуть-чуть – и я найду его, и мир обольется слезами над моим вымыслом.
ФУНГИ. Нашли?
ПИСАТЕЛЬ. Не нашел. И перестал писать. То есть, я пишу сценарии для мыльных опер, детективов и ситкомов, но над моими словами никто не плачет.
ДЕПУТАТ. Я думаю, даже не смеется: после реплик смех там включается автоматически.
ПИСАТЕЛЬ. И в титрах нет моей фамилии, потому что я запретил ее ставить. Но иногда во сне я слышу то золотое слово, которое так и не смог произнести. Очень редко слышу. Но это – минуты настоящего счастья.
ДОКТОР. Если бы нам не предстояло умереть, я бы пошел на курсы фельдшеров.
За окном слышен звук полицейской сирены. Хлопанье дверей автомобилей.
ФУНГИ (глядя в окно). Две машины – полицейская и скорая.
ДЕПУТАТ. Срочный вопрос, коллеги: ключ от черного хода – у кого? (Надевает медицинскую маску.) Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.
В палату рука об руку входят Полицейский и Психиатр (дама).
Улыбаясь, пересекают палату по диагонали.
ПСИХИАТР. Добрый день, господа. Как удачно, что мы не опоздали. (Сестре.) Да, Тонечка? (Кладет ладонь на ручку косы.) А острый предмет отдашь? (Осторожно вынимает косу из рук Сестры.)
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Здоро́во, Депутат! (Защелкивает на Депутате наручники.) Когда мне сказали, что сюда поместили Депутата, я сразу, блин, понял, что это ты. Сними-ка маску.
ПИСАТЕЛЬ. А почему вы, собственно, тыкаете?
ДЕПУТАТ. Мы – старые друзья, ему можно.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Я говорю – маску сними!
ДЕПУТАТ (стаскивает маску). Договорились.
ФУНГИ. Остается договориться с вирусом. (Полицейскому.