Как ни странно, разглядывая кинжал, юноша несколько воспрял духом. Оружие давало ощущение силы и безопасности, прибавляло уверенности в себе. Хотя пользоваться кинжалом в серьезной стычке Счастливчику не доводилось. Может, как раз в этом все дело?
Остальные предметы… Опасность, таящаяся в них, только подогревала любопытство, манила, как спелые яблоки за забором злого соседа. Одно плохо – пользы от этих зловещих причиндалов сейчас никакой. Их даже не обменяешь на еду – любой рыбак в поселке шарахнется от подобного мракобесия, как от огня. Да-а, покупателя найти будет непросто…
– Клянусь Араносом-хранителем, лучше бы это было столовое серебро, – пробормотал Барт, засовывая ножны с кинжалом за пояс – так чтобы была видна только рукоятка, да и ту прикрыл жилеткой. Восьмиугольные бляхи и сколопендру снова тщательно упаковал в сверток, перетянул бечевкой и спрятал за пазуху. Одну из блях оставил. Еще раз придирчиво осмотрев со всех сторон, сунул в карман. Похожа на серебряную. Может, все-таки удастся выменять на что-нибудь.
Дождь снаружи явно испытывал его терпение – то почти прекращался, то вдруг обрушивался на камни с новой силой, вставая сплошной шелестящей пеленой. Ветер, изредка прорывавшийся сквозь дырявую стену скал, мощными шквалами сносил в сторону дождевые струи, так что порой Барта даже не спасало его убежище.
Когда небесные резервуары все же иссякли, и вместо дождя вниз полились яркие солнечные лучи, юный Твинклдот сначала не поверил своему счастью. Однако, выглянув наружу, убедился, что его вынужденное заточение действительно подошло к концу. На небе, будто бы в ознаменование этого события, воцарилась шикарная радуга – широченная, как Валемирский тракт.
Барт двинулся в путь – без особой цели, просто стараясь забраться подальше от побережья. Рыбацкий поселок, который он успел заметить со шхуны, находился в полулиге к западу – если Счастливчик, конечно, не разучился ориентироваться на местности. И называется этот поселок Вальбо – опять-таки, если Барту не изменяет слух, а капитану шхуны – память. О Вальбо упоминал в то памятное утро и старый Дабер. И именно туда направится и Черный – это-то, как любит говаривать Индюк, поймет даже тот, у кого вместо головы – выеденная мышами тыква.
Вспомнив о дяде, Барт еще больше помрачнел. Перед глазами снова встал пожираемый пламенем особняк, который он всю сознательную жизнь называл своим домом. Да, это был далеко не отчий дом – дядюшка Донателло всегда был, мягко говоря, бережливым, особенно когда дело касалось племянника. Барт все детство щеголял в обносках, остававшихся от кузенов, и обретался в крохотной комнатке на чердаке. Но другого дома он не знал, точнее – не помнил. И Индюк, пусть и бывал с ним подчас излишне строг, все же заменил ему отца. И наверняка любил его. В конце концов, доверил лавку на время своего отсутствия! А он…
Кошки, отчаянно скребущиеся на душе, на какое-то время даже отвлекли Барта от мыслей о Черном. Но дела насущные быстро вытеснили из головы дела прошлые.
Идти сейчас в Вальбо было бы самоубийством. Однако Барт очень четко, четче некуда, понимал, что до какого-нибудь другого поселка он уже вряд ли доберется, даже если бы знал, куда идти. Он в жизни еще не бывал в пустошах, но, судя по многочисленным рассказам, одинокий путник здесь долго не протянет, даже если будет держаться трактов. Еще неизвестно, что хуже – нечисть пустошей, или головорезы, промышляющие на дороге.
В общем, выбор невелик. Либо пробраться-таки в Вальбо, чтобы любыми правдами и неправдами добыть хоть немного еды, либо разлечься прямо здесь, на камнях, и потихоньку начинать помирать. Думается, к вечеру как раз бы управился. Барт вовсе не считал себя нытиком, но пара дней голодухи и длительный заплыв в холодной морской воде сломают кого угодно.