– День добрый, – ответил кузнец, выпрямляясь и всматриваясь в посетителя.

Облик пришедшего и его манера говорить, кажется, что-то открыли мастеру, так как он, ухватив щипцами недокованный раскалённый металл, безжалостно швырнул его в каменную нишу с водой (забурлила вода, и засвистела, остывая, поковка) и, подойдя ближе и вытирая руки подфартучником, уважительно произнёс:

– Сделаю всё, на что хватит умения. Но за срочность – плата двойная.

– Заплачу, сколько скажешь.

– А что требуется?

– Мне нужны пули.

– К пистолету? Или охотничья дробь?

– Нет. Большие пули. Вшестеро крупнее мушкетных.

Кузнец несколько переменился в лице и отступил вглубь кузни.

– Выбери сам, – сказал он, указывая на висящие вдоль стены клещи, наконечники которых заканчивались не кривыми когтями-хваталками, а парами круглых выпуклых чашек.

Бэнсон понял, что в такие вот чашки, соединённые вместе и образовавшие шар, наливается жидкий свинец, и затем, когда он остынет, клещи разводятся, чашки разъединяются и из них добывается пуля.

– Вот эти, – сказал он, указывая на подходящий, по его мнению, инструмент.

– Тогда плата – втрое, – сказал, почему-то понизив голос, кузнец. – И – мои уверения в том, что я буду молчать.

– О чём молчать? – не скрыл недоумения Бэнсон. – И почему плата – втрое?

– Так ведь ты же просишь отлить не пули, а ядра!

– Какие ещё ядра?

– Ядра для кулевриновой аркебузы! «Горох» для оружия, которое страстно любят контрабандисты и ненавидят полицейские и солдаты!

– А что это за кулевриновая аркебуза? – с искренним любопытством поинтересовался Бэнсон.

– Так ты, выходит, посредник, – задумчиво покивал головой кузнец. – Тебе поручили весьма рискованную работу, а ты и сам не знаешь, за что взялся!

– Кулеврину я знаю. Небольшая корабельная пушка…

– А кулевриновая аркебуза – тоже почти пушка, но маленькая, и сделана в виде ружья. Достаточно сильные люди носят её в руках. Один выстрел из неё разбивает полицейскую шлюпку на две половины! Эту штуку контрабандисты хранят где-нибудь в прибрежных пещерах, а достают лишь когда предстоит серьёзная ночная работа. Потому что если у тебя эту аркебузу найдут – готовься со смирением принять десять лет каторжных работ, или – матросом на военный корабль…

– Мне нужны только пули. То есть ядра. Сможешь быстро отлить?

– Сделаю, сделаю, – торопливо проговорил мистер. – Неси свинец.

– Откуда у меня свинец? – уставил на него непонимающий взгляд Бэнсон.

– Ты что же, не привёз свинец? – так же непонимающе спросил его собеседник. – Ты разве не знаешь, что даже сумасшедший не станет хранить свинец в кузнице, когда за него – те же десять лет каторги! Тебя послали заказать аркебузные ядра, и не сказали, что свинец нужно везти с собой?!

– А где можно быстро прикупить свинца? – спросил, мгновенно уяснив ситуацию, Бэнсон.

– Есть где прикупить. Через две ночи…

– Мне нужно сейчас.

– Сейчас невозможно.

– У меня есть полдня. За это время нужно что-то придумать.

– Невозможно, – вздохнул тоскливо кузнец. – Поверь, мне бы очень хотелось заработать.

Потянулась тяжёлая пауза. Вдруг Бэнсон спросил:

– А в чём ты плавишь свинец?

– Известно в чём, – сказал мастер. – В тигле.

И показал толстостенный, железный, на длинной ручке стакан. Бэнсон заглянул в него. Дунул. И снова спросил:

– А золото в нём расплавится?

– Конечно. Порубить только надо помельче. А у тебя что же, есть золото?

Рот кузнеца насмешливо искривился.

– Раздувай горн, – жёстко сказал Бэнсон и вытащил длинную, с синим отблеском бритву.

Кузнец, в замешательстве отступив, всё же взял себя в руки и, набросав в горн угля, задвигал мехами. Когда новый уголь превратил огонь из красного в белый, он повернулся – и охнул. На его наковальне лежал холмик монет, издающий жёлтый матовый блеск, который ни с чем нельзя спутать. А изумительный гость резал снятый с себя широкий нагрудный ремень и доставал из него всё новые и новые соверены.