Тот удивленно поднял бровь, очевидно, не поверив ее льстивым словам.

– И поместье очень живописное, – продолжала Элоиза.

«Может быть, он просто не замечает, что мебель в доме уже следует поменять? Мужчины, как правило, не обращают внимания на подобные вещи…»

– Стараюсь, – произнес он. – Я все-таки ботаник, так что за растениями по крайней мере слежу… Рад, если вы оценили результаты моего скромного труда.

– Вы, должно быть, собирались и сегодня работать в саду? – спросила она, окинув взглядом его костюм.

– Да.

– Простите, если нарушила ваши планы.

– Ничего страшного, уверяю вас.

– Но вы, должно быть…

– Не надо извиняться, – перебил ее Филипп. – Все в полном порядке, ей-богу же! Я рад, что вы приехали, мисс Бриджертон.

Снова повисла долгая, напряженная тишина. Элоиза невольно поглядывала на дверь, ожидая, словно спасения, когда же появится Ганнинг с чаем.

Устав сидеть в напряжении, она откинулась на спинку дивана, положив поверх нее руку. Мать ее наверняка нашла бы такую позу вульгарной, но Элоизе и хотелось сделать что-нибудь как бы назло матери, раз уж она вырвалась из-под ее всевидящего ока. Покосившись на сэра Филиппа, Элоиза не без удовлетворения отметила, что он тоже смотрит на нее. Заметив это, Филипп смутился и перевел взгляд на ее руку.

Элоиза тут же поменяла позу на более приличную.

Она пристально смотрела на Филиппа, ожидая, когда же тот хоть что-нибудь скажет.

Филипп молчал.

Элоиза чувствовала, что тишина становится для нее невыносимой. Больше всего ее угнетало, когда люди молчат – Элоизе казалось, что это ненормально.

– Сэр Филипп, я… – начала она, еще не зная, что собирается сказать.

Но заканчивать фразу ей не пришлось. Откуда-то сверху вдруг раздался душераздирающий крик.

Элоиза в панике вскочила на ноги.

– Господи, что это?! – вырвалось у нее.

– Ничего страшного, – вздохнув, произнес хозяин дома. – Мои дети.

– У вас есть дети? – удивилась она.

– А что, – усмехнулся Филипп, – это что-то меняет? – Слова его прозвучали недвусмысленно резко.

– Ни в коем случае! – поспешила заверить его Элоиза. – Я люблю детей, у меня у самой бесчисленное множество племянников и племянниц, и, смею вас заверить, все они, в свою очередь, без ума от меня. Тем не менее, сэр, – прищурилась она, – вам следовало бы упомянуть об этом в своих письмах.

– Неужели я не упоминал? – удивился теперь уже он. – Вы, должно быть, просто пропустили это, мисс!

Элоиза резко, даже, пожалуй, немного с вызовом, вскинула подбородок:

– Уверяю вас, сэр, этого бы я не пропустила!

Филипп в ответ лишь молча пожал плечами.

– Вы ни разу не упомянули о своих детях, – продолжала она. – Если сомневаетесь, я могу доказать вам это!

Филипп с недоверчивым видом скрестил руки на груди.

– Где мой багаж? – Элоиза решительно направилась к дверям.

– Одно из двух, мисс, – предположил он, – либо там, где вы его оставили, либо – что вероятнее – мои слуги уже о нем позаботились и он в вашей комнате.

Элоиза обернулась на пороге:

– Все ваши письма при мне, сэр. Если вы там найдете хотя бы одно упоминание о ваших детях, можете делать со мной что угодно!

Филипп изумленно уставился на нее:

– Вы сохранили мои письма, мисс Бриджертон?

– Разумеется, – кивнула она. – А вы мои разве нет?

– Видите ли… м-м-м… – замялся он.

– Все ясно! – укоризненно покачала головой Элоиза.

Филиппу часто казалось, что он никогда не сможет понять женщин, и, вопреки всем научным классификациям, он готов был отнести мужчин и женщин к двум разным видам, если не типам, живых существ. Филиппу часто приходилось испытывать растерянность перед женщинами, но такой сильной, как сейчас, пожалуй, еще ни разу.