– Как ты суров к оступившимся! Иногда мне кажется, что я живу с самим дьяволом, – прошептала Аннет, передёргиваясь, точно от холода.

– Не преувеличивай, любовь моя, – польщённо улыбнулся Видок, широкой ладонью проводя по её щеке. – Я всего лишь орудие возмездия в руках господних. Почему ты о ней заговорила? Признайся, Аннет, ты ревновала меня к Люсиль?

– Ревновать тебя – всё равно что пытаться удержать в ладонях море, – пожала плечами собеседница Франсуа. – Я люблю тебя, Франсуа, люблю по-настоящему. И иду следом за тобой по тому же пути, куда направляешься ты, и стараюсь сделать этот путь как можно легче.

– Да, милая. Ты всегда была рядом в тяжёлую минуту. Я знаю, что могу положиться на тебя. Приготовь мне сюртук и панталоны, я должен ехать с докладом.

– В такую рань? – изумилась сожительница Видока.

– Надеюсь, господин Анри уже встал, – самодовольно заметил сыщик. – Хочу заехать к шефу домой и первым доложить, что с бандой Большого Жана покончено. Прошлой ночью задержаны Этьен Гевив – Красавчик и Хромой Луи – Франкур, и, как ты знаешь, только что мы взяли с поличным Люсиль Гринье.

Шеф Парижской криминальной полиции был единственным человеком, мнением которого дорожил неустрашимый Видок. Что бы Видок ни сделал на службе, любое его действие подвергалось критическому анализу: как на это посмотрит господин Анри? А всё потому, что только господин Анри, он один, много лет назад поверил скрывающемуся беглому каторжнику Эжену Франсуа Видоку. Юность свою Видок старался не вспоминать. Он был молод, горяч, неразборчив в поступках и связях.

В поисках приключений сбежал из дома, отправился в Париж и записался добровольцем в армию. Благодаря бравому виду, осанке и умению фехтовать Видок был зачислен в егерскую часть. Перед сражением с австрийцами юношу произвели в капралы гренадеров. Но ссоры и дуэли, которые Эжен Франсуа бесконечно затевал, вынудили его перейти на сторону австрийцев. Однако измена продлилась недолго, ибо Видок не собирался проливать свою кровь ни за австрийцев, ни за французов, ни за кого бы то ни было вообще, воспринимая военную службу как временное пристанище. Поссорившись и с австрийцами, капрал гренадеров снова вернулся к французам. А затем и вовсе подался в бега.

Влюбившись в весьма доступную девицу и застав её в постели с другим, избил любовников, за что и был заточён в башню святого Петра. Тюремное заключение за столь незначительный проступок могло бы так и остаться лишь эпизодом в жизни юного Видока. Однако неопытность и самонадеянность сыграли с ним злую шутку. Не думая о последствиях, Эжен Франсуа польстился на сто франков, предложенных сидевшим вместе с ним в одной камере крестьянином за помощь в освобождении из тюрьмы. Недолго думая Видок и два его приятеля по заключению, подделав документы о помиловании, передали бумаги через вступившего с ними в сговор надзирателя. Когда бумаги дошли до самого верха, крестьянин отправился на свободу, к семье. Но вскоре крестьянина схватили, и он тут же выдал пособников, уверявших, что они знать ничего не знают о поддельных бумагах и уж тем более не имеют к ним никакого отношения. Видоку и его друзьям не поверили, – надзиратель во всём признался. И к уже имеющимся срокам заключения добавились дополнительные несколько лет. Но долго оставаться в камере Видок не собирался – у него на собственную жизнь имелись другие планы.

И начались бесконечные мытарства. Юноша убегал из тюрьмы – его возвращали. Он снова бежал, и снова его ловили и водворяли в камеру. Побеги сделались верительной грамотой Видока, по которой его с великими почестями принимали в любой тюрьме. В первый раз Эжен Франсуа решился на побег при помощи раскаявшейся любовницы, той самой, из-за которой он и угодил в башню святого Петра. Ветреная красотка принесла простившему её узнику мундир тюремного инспектора. Воспользовавшись мундиром, Видок загримировался и бежал, но его поймали и снова посадили в тюрьму. Однако мысль о побеге с тех пор не покидала юношу. Благоприятный шанс представился довольно скоро.