– Мичи, – шикнула на нее мать, но Кендзи уже повернулся в ее сторону.

– Я знаю много историй, дитя, и за кров и кусок лепешки спою их тебе, хочешь?

– Хочу! Хочу послушать про столицу! – обрадовалась она, и мальчик запрыгал на одной ножке, то ли от радости, то ли со скуки.

Хизаши выполз полностью и обвил собой шею Кендзи, тот на мгновение застыл, будто почувствовал, потом расслабился и позволил увести себя в один из домов. Внутри все кричало о бедности, но на лицах людей Хизаши не нашел злобы. Это удивило его. Разве людей не злит то, в какой нищете они обитают? Почему они улыбаются друг другу, почему кормят незнакомца, когда у самих на столе даже риса нет?

Хотя не только риса. Хизаши сполз на пол и выскользнул на улицу, чтобы убедиться – ками в деревне нет. Ее никто не оберегает.

Вечером бива хоши сдержал обещание и пел, пока люди не разошлись отдыхать перед новым тяжелым, полным лишений и надежд днем. Хизаши принял форму человека и сел рядом с Кендзи в пустом амбаре. Слепец выглядел довольным, хоть и поел всего ничего и не заработал своими пением и игрой ни мона.

– Хизаши? – спросил он, ощутив его присутствие. – Ты снова здесь?

– Ты точно слеп? – хмыкнул Хизаши.

– Как червяк. Но знаю, что ты покинул меня, едва мы повстречали тех добрых людей.

– У тебя все люди добрые.

– Но ведь так и есть. Иначе как бы я дожил до своих лет, – ответил Кендзи убежденно. – Я не знаю, кто ты и из каких краев, какой жизнью жил и живешь, но едва ли ты был на моем месте. Калекам не позволено работать наравне со всеми, моя бива – единственное, что ограждает меня от голодной смерти. Но быть бива хоши – не только мой шанс выжить, но и убедиться в доброте человеческой природы.

– Ты рассуждаешь наивно, – заметил Хизаши и впервые задал личный вопрос: – Для калеки, зависящего от чьей-то милости, ты слишком умен. Не только ты не знаешь, кто я и откуда, но я не знаю, кто ты.

– Справедливо. – Кендзи сел и похлопал ладонью рядом с собой, ища Хизаши. Тот протянул руку, чтобы он мог ее коснуться и понять, где собеседник. В закрытом амбаре было темно, лишь сквозь щели пробивался лунный свет, но ни ёкаю, ни слепцу мрак ничуть не мешал.

– Как же так вышло, что ты оказался на улице?

– Это длинная история, которую я никогда не превращу в песню, – грустно улыбнулся Кендзи и стянул с глаз повязку. Хизаши не обращал внимания прежде, но если бы не отталкивающая верхняя часть, его лицо могло бы казаться весьма приятным и уж точно не было похоже на лица простых крестьян. Кендзи поднял веки, и Хизаши удивленно охнул.

– Тебя ослепили!

– Это было давно, уже и не вспомнить когда.

– Как можно такое забыть?

– Все забывается, Хизаши. Ты, видно, еще слишком юн и напрасно тратишь время на путешествие со мной.

И все же Хизаши хотелось узнать, и Кендзи поделился с ним своей историей.

Он был младшим сыном богатого человека, но к их дому подступала война, и семья раскололась на две части: одна собиралась бороться с захватчиком до последней капли крови, вторая уже искала выгоду в сделке с ним. Даймё постоянно шли войной на соседей, этим никого не удивить, и тот, чьи земли и богатства были желанны другими, захлебывался в крови. Так случилось и с семьей Кендзи. Пока отец пытался защитить дом, его родичи продались врагу. Всех несогласных убили, даже старших детей, а Кендзи ослепили и выбросили на улицу. Он повстречал людей, которые отвели его в храм и оставили на пороге, иначе ребенку без глаз не выжить бы.

– Надо было вернуться и наказать всех, – прошипел Хизаши.

– Я не самурай, умею лишь играть на биве, чтобы развлекать людей.