Талисманы осыпались пеплом, и Хизаши бросил новые, их он придумал сам, и они взрывались, точно фейерверки, и освобождали заложенную в них ки. И чудо случилось – скелет пошатнулся.

– Кента? Хизаши? – из тумана выпрыгнул человек с залитым кровью лицом. – Что вы здесь делаете?!

– Вас ждем, Морикава-сэнсэй, – съязвил Хизаши. Кто-то, скорее всего, Сакурада Тошинори, присоединился к Куматани, и уже два меча пытались лишить гигантский скелет опоры. – Только вот вы что-то задержались.

– Забудь об этом! Вам нельзя здесь быть, – учитель нервно оглянулся. – Долину вот-вот закроют барьером вроде того, что окружает школу. Если задержишься, никогда уже не выйдешь отсюда.

– Но гася-докуро…

– Барьер не даст ему вырваться в город, и рано или поздно создавшая его злоба развеется.

Звучало разумно, и Хизаши принялся искать взглядом Кенту. Скелет снова загудел, и Морикава со стоном зажал ухо свободной ладонью. Куматани и Сакурада подбежали к ним, причем учитель тащил Кенту, почти взвалив на себя, похоже, тот был ранен или обессилен неравной борьбой.

И тут сердце замерло, и воздух встал поперек горла. Хизаши бросило в жар, он прижал ладонь к груди и, прислушавшись, за ревом чудовища расслышал тихий смех. И пусть в нем не осталось воспоминаний о прошлом, Хизаши сразу узнал его.

– Хироюки! – закричал он, мигом теряя самообладание. – Хироюки, покажись!

– Заткнись живо, – рыкнул Сакурада. – Дайки, уйми его, пока не поздно.

Хизаши оттолкнул его с пути. Гнев ослеплял. Он перестал видеть даже гася-докуро перед собой. Был только тихий издевательский смех и отчего-то еще – запах. Свечная гарь и раскаленный металл.

– Хироюки!!!

– Значит, теперь ты зовешь меня по имени, братишка?

Волна устрашающей силы горячим дыханием бездны прошлась по арене, обожгла лицо, разметала волосы и бросила на колени всех, кроме Хизаши. Туман разошелся грязными клочьями, сильнее запахло кровью и смертью, и гигантский скелет со скрежетом начал садиться. Каждое его движение заставляло землю вздрагивать, и ошметки гниющей плоти отваливались, распространяя удушливый тошнотворный запах.

– Назад! – кричал Сакурада. – Отступаем!

У Хизаши ноги же будто приросли к месту. Костлявая ладонь медленно опускалась, пока не стал виден человек, стоящий на ней, черное кимоно с ликорисами открывало бледную грудь, густые темные волосы трепал ветер, улыбка на тонких губах была похожа на оскал хищника.

И тогда Хизаши отступил. Один шаг назад, второй, колени дрожат, но он борется с собой, не дает себе и дальше проявлять слабость перед этим монстром в человеческом обличии. А у Хироюки в руках шкатулка. Страшная, страшная шкатулка. Он ее держит как величайшее сокровище, но внутри у нее лишь зло.

– Куда же ты, братик? – спрашивает Хироюки, и Хизаши видит его клыки, тонкие, острые, почти не заметные, но они напоминают о том, что перед ним не просто человек. Хотя об этом вообще сложно забыть. – У меня для тебя подарок. Помнишь, как сильно ты радовался, если я приносил тебе что-нибудь?

Хизаши не помнил и помнить не хотел. Ладонь скелета почти коснулась земли, но Хироюки все равно возвышался над всеми ними. Он щелкнул замочком на крышке шкатулки, и темная энергия потекла сквозь тонкую щель. Хироюки со смехом бросил «подарок» в Хизаши. Он мог бы увернуться и сам, но что-то не давало ему даже пошевелиться. Не враждебная воля, нет. Это оцепенение шло изнутри. И если бы Кента не возник перед ним и не оттолкнул в сторону… Хизаши просто не знал, что бы тогда произошло.

Они покатились по земле под заливистый хохот демона и скрежет трущихся друг о друга костей. Потом Хизаши вздернули на ноги и потащили прочь. Кажется, он что-то кричал, сыпал ругательствами, умножал проклятия, которых тут и без того хватало с лихвой. Наконец ему удалось вырваться и вернуться назад.